Пока Париж спал

Клотильда продолжила сверлить меня взглядом. У меня было ощущение, что она хочет что-то сказать, но просто не уверена, насколько это уместно.

В тот вечер мы ели наш суп из голубя в тишине. В маленькой комнате было слышно только, как мы жуем и проглатываем ужин. Мои родители вычистили свои тарелки пальцами – хлеба не осталось. Я посмотрела в свою тарелку с серым бульоном – на поверхности плавали крошечные косточки и отодвинула ее.

Папа удивленно взглянул на меня, придвинул к себе мою тарелку, поднес ее к губам и отхлебнул.

Прежде чем пойти спать, я нашла слово «коллаборация» в старом школьном словаре. Словарь гласил: «сотрудничество с вражескими захватчиками, или совместная работа над общим проектом». Получается, что французская полиция сотрудничала с немцами, но это я и так знала. Но где же конец этому? Насколько можно было судить, все сотрудничали с врагом – возможно, не по своей воле, но все-таки делали это: подавали бошам блюда в ресторанах, пока сами голодали, помогали им найти нужный адрес, отходили с дороги, чтобы дать им пройти.

Иногда люди были только рады сотрудничать, например, те, что приветливо улыбались перед тем, как донести на тебя. Хотя большинство доносов делали в письменном виде. Письма были безопаснее. Всегда ходило много слухов о том, кто кого сдал и что они получили за это.

Однажды днем мы гуляли с другом и увидели, как соседу, которого мы едва знали, выстрелили прямо в спину, когда он убегал от патруля, проверяющего документы. Все вокруг спрятались за приподнятыми воротниками и поспешили по домам. Разве это не было коллаборационизмом? Притворяться, что ничего не случилось?

Еще были эти женщины – я уверена, что они не выдавали никаких государственных тайн и не строчили доносов. Они, наверное, просто хотели получить дополнительные пайки для своих семей; может, кто-то из них и в самом деле влюблялся. Я бы не осмелилась сказать это кому-то вслух, даже своим друзьям, но некоторые солдаты были вполне обычными и симпатичными.

Один из них однажды улыбнулся мне, и мое сердце забилось быстрее, я поспешила прочь. Не уверена, был ли причиной тому страх или восторг от мысли, что красивый мужчина мне улыбнулся.

В любом случае, наше правительство приказало нам сотрудничать. Они приказали нам вступить в сговор с Германией, чтобы вместе мы смогли построить более сильную, единую Европу.

Когда немецкие войска маршем шли по Елисейским Полям, папа повел меня посмотреть.

– Это исторический момент, – сказал он. – И мы должны увидеть его своими глазами.

Некоторые люди махали флагами, приветствуя высоких солдат, одетых в нарядную форму темного цвета. Другие молча стояли вокруг, прикусив губы. У папы не было флага, его лицо оставалось мрачным.

– Нам придется быть очень осторожными, – прошептал он мне на ухо.

А я не могла оторвать глаз от танков, грузовиков и солдат, не понимая, что я должна сейчас чувствовать и с чем именно мне надо быть осторожной. Но с того момента прошло уже четыре года, мне тогда было всего четырнадцать. С тех пор много всего произошло.

Глава 20 Жан-Люк

Париж, 29 апреля 1944 года

Жан-Люку не терпелось увидеть Шарлотту в следующую субботу. Он выиграл немного времени, проработав еще одну неделю в Бобиньи. Он знал, что девушка беспокоится о нем, и знал, что она будет ждать его около пекарни «Шторер» в шесть вечера в субботу. В этот раз он расскажет ей о своем намерении присоединиться к Маки. Может, захочет пойти с ним. Он верил, что ей хочется уйти из немецкого госпиталя, она хочет сделать что-то большее. Жан-Люк был уверен, что она отважная и смелая, просто еще не понимает, насколько. Это казалось возможным. Все было возможно – стоило только поверить. И Шарлотта помогла ему поверить. Она заставила его вспомнить времена, когда он был полон жизни и радости, когда мог позволить себе надежду.

В тот вечер Жан-Люк сидел в поезде до Парижа, прислонившись лбом к твердому холодному стеклу, и вглядывался в ночные пейзажи.

Пустые непаханые поля, оставленные на растерзание птиц, смотрели на него из темноты. От скота не осталось и следа – все съели боши, они любили есть бифштексы средней прожарки. Почему мы не постарались защитить свою страну? Теперь Франция разобщена и разделена, брат против брата. Когда эта война закончится, он знал, что придет время разбираться с этим, пострадают семьи.