– Разве не был нам дарован истинный клад – право выбора? И разве не плевали мы на него с высокой колокольни? Точно он – неприглянувшиеся рождественские подарки, засунутые в темный чулан. К чему свелась жизнь ближе к концу света? Видеокассета «Смоки и бандит». Вместо вдохновения, творческого, интеллектуального импульса, – лоразепам. Сверхурочная работа. Виски «Джонни Уокер». А еще – молчание. Вы только вдумайтесь! Да, кстати, что касается меня, я был ничуть не лучше, дальше собственного члена почти ничего не видел.
– Слушай, давай к делу, – перебивает меня Ричард. Он явно чувствует, что ответ где-то совсем рядом.
– За последний год вы могли бы убедиться – если бы захотели, – в том, что бесполезно пытаться изменить мир в одиночку, без согласованных усилий всех остальных. Вы ощутили вкус и запах шести миллиардов катастроф, предотвратить которые или исправить их последствия могли бы только шесть миллиардов человек.
Тысячу лет назад в этом не было бы никакой беды. Исчезни человечество с лица Земли тысячу лет назад, все нанесенные планете раны затянулись бы быстро и безболезненно. Ну, остались бы горки небольшие, где пирамиды стояли, и все. Сто лет назад, даже пятьдесят – мир продолжил бы существовать без людей. Но теперь – нет. Мы перешли эту границу. Единственное, что может теперь удерживать нашу планету на ее орбите, – это свободная человеческая воля, воплощенная в волевом усилии. Это единственная формула. Вспомните, каким большим стал казаться мир в последние годы и как безумно стало нестись время. Все потому, что Земля стала полностью принадлежать нам.
– Пионеры-первопроходцы завоевали мир, – тихо произносит Лайнус.
– Так оно и было. Но теперь – Новый Свет больше не новый. Новый Свет, обе Америки кончились. Люди не покорили Природу. Они пошли дальше. Теперь люди и окружающий мир связаны воедино. Будущее и то, что будет с нами после смерти, – все перемешалось в едином сплаве. Смерть перестала быть аварийным выходом, которым служила людям тысячелетиями.
– Ё-моё, что ж за херня-то творится! – выдает Гамильтон.
– Вам теперь предстоит заново научиться чувствовать почтение к миру. Вам суждено нелегкое дело – попробовать вновь обрести Личностность.
Метеоритный дождь кончился, небо вмиг становится черным – словно кто-то повернул невидимый выключатель. Ричард перебивает меня:
– Погоди, Джаред. Стоп-стоп-стоп. Ты уж как-то больно резво рванул. Ты тут давеча обмолвился, что у нас есть шанс вернуть наш мир. Так мне интересно, что это ты имел в виду? Тот самый мир, каким он был?
– Именно так, Ричард. Вы можете вернуться в тот мир. В тот, каким он был утром первого ноября тысяча девятьсот девяносто седьмого года. В нем не будет эпидемии Вечного Сна, а ваша жизнь, по крайней мере поначалу, пойдет так, как она шла тогда.
– Бред, – говорит Венди.
– Гадом буду, – заверяю я ее.
– Джаред, а мы… мы всё забудем? Весь этот год? День конца света? – это спрашивает Лайнус. – А я – я забуду свет небес, который ты дал мне увидеть?
Я отвечаю:
– Лайнус, ты запомнишь все. Все, что было утрачено, и все, что было обретено.
– А Джейн? – спрашивает Меган. – Что будет с ней?
– Она будет здорова.
– А мой…
– Он родится. И вы, Гамильтон, Пэм, вы будете здоровы.
Все смотрят на меня, широко раскрыв глаза. Все, кроме Карен. Она отошла чуть в сторону и грызет ногти, тяжело дыша, прикрыв глаза, притиснув локти к бокам и сжав ноги, чтобы стать совсем тоненькой и незаметной линией на фоне неба. Ребята не замечают этого. Мои слова пригвоздили их к месту.
– Ты сказал, что сначала наша жизнь пойдет как раньше, – говорит Венди. – По-моему, нам сейчас предстоит заключить какую-то сделку. Нам придется изрядно измениться. Вот в этом-то и загвоздка. Скажи,
35. 3 2 1 ноль
– План «Б» включает в себя следующее. Вам придется стать другими. Изменится ваше поведение, ваш образ мыслей. Люди увидят эти изменения, заметят их и станут воспринимать мир так, как вы, по-новому.
– Но
– Ричард, скажи честно – там, в том мире, не посещала тебя мысль, что нужно в корне изменить всю свою жизнь и что единственный способ добиться этого – умереть и родиться заново, начать все с чистого листа? Не казалось ли тебе время от времени, что идеалы и ценности, которые ты впитал с молоком матери, вдруг поистерлись, поизносились и грозят развалиться, как старые башмаки? Не желал ли ты больших перемен, не терзался ли оттого, что не мог найти путь к ним? И даже когда было ясно, что нужно делать, всегда ли у тебя хватало мужества поступать именно так? Не хотелось ли тебе взять, перемешать карты и сдать их по новой?
– Ну да, конечно. А разве не у всех так?
– Нет. По крайней мере, не всегда так было. Это чувство характерно для того времени, в котором мы жили.
– Возможно, возможно…