Пока подружка в коме

Костюм астронавта произвел фурор. Сдается мне, что никогда больше – ни до, ни после этого вечера – такое количество людей, как женщин, так и мужчин, не бросало на меня оценивающе-заинтересованных взглядов. Сексуальность, казалось, сочилась с этой серебристой кожи. Я даже стал прикидывать, как бы сохранить частицу этой «астронавтовской» ауры в повседневной жизни. Носить короткую стрижку? Завести себе оранжевый «корвет-стингрей»?

Но настоящим гвоздем вечера стали костюмы Гамильтона и Пэм. Пэм вошла первой. На ее спине и груди были закреплены два здоровенных червовых сердечка. (Я – карамелька с корицей!) Затем настал черед Гамильтона. Он, неуклюже переваливаясь, переступил порог – и повисла тишина. Лайнус и Пэм превзошли сами себя, невероятно натурально превратив его в полуразложившегося зомби – с кусками гнилого мяса, свисавшими с рук и ног, с бурого цвета кожей, покрытой охристыми пролежнями и гнойными язвами. Чем-то это напоминало раскраску географической карты. Дополняла картину россыпь чумных язв – ни дать ни взять изрезанная береговая линия островов в Юго-Восточной Азии.

Выдержав подобающую паузу и удостоверившись в том, что ожидаемый эффект достигнут, Гамильтон игриво прочирикал:

– А я – протёчник!

– Кто-кто?

– Протёчник! Вы что, не знаете, кто такие протёчники?

Никто, естественно, не был в курсе.

– Ну что ж, придется вам рассказать… Черт, секундочку… – Гамильтон потянулся к глазнице. – Блин, глаз вывалился…

Все завизжали в приступе веселого ужаса, глядя на Гамильтона, который, зажмурив один глаз, демонстрировал лежавшее у него на ладони искусственное глазное яблоко. Кто-то даже приглушил музыку. Сделав вид, что вставляет глаз обратно, Гамильтон сказал:

– Ну вот. Так-то лучше. А теперь попрошу коктейль! Мистер Ливер испытывает сильную жажду.

Ему передали поднос с бокалами мартини. В один из них Гамильтон тотчас же опустил искусственный глаз.

Вечеринка стала вновь набирать обороты. Мы с Тиной Лоури и Лайнусом урвали себе Пэм с Гамильтоном.

– Гамильтон, так нечестно, – канючила Тина. – Расскажи, кто такие протёчники!

– А, это… Так я с удовольствием, – усмехнулся Гамильтон. – Впервые я столкнулся с протёчниками лет пятнадцать назад. Я тогда снимал квартиру в многоэтажке. Год восемьдесят первый. Или восемьдесят второй? Не помню. Да и не в этом дело. Соседями у меня были либо бедные художники-музыканты всякие, либо старики, живущие на маленькую пенсию.

– Ты давай к делу, к делу, – напомнила ему Тина, – к протёчникам.

– Ну да. Так вот. Такое дело. Я прожил там года два, и всякий раз в августе – жара стояла невыносимая – какой-нибудь престарелый съемщик этажом выше, заплатив за квартиру, заперев все окна и двери и включив телевизор, брал да и помирал. Но поскольку они были совсем старые и одинокие, то и хватиться их было некому. Проходил месяц, а то и больше. Ну, а потом…

– Так, по-моему, хватит. Все понятно, – заявила Тина.

– А потом как-то утром возвращаюсь я себе с завтрака – пирожки из ближайшей забегаловки, – а около дома стоят аж три пожарные машины, полицейские тачки да два прицепа с компрессорами-ветродуями. Пожарные – в противогазах, как на химзаводе. С топорами, с баграми всякими. И выволакивают они из дома какую-то мебель да куски внутриквартирных перегородок; грузится вся эта дребедень в специальный фургон.

– О, Господи… – прошептала Тина, хватаясь за живот.

– Вот именно, – кивнул ей Гамильтон. – Квартира четыреста три, миссис Китчен. Жильцы этажом ниже заметили на потолке своей комнаты, прямо над телевизором, какое-то пятно и сообщили об этом владельцу дома. Тот поднялся наверх, чтобы выяснить, в чем там дело. На звонки никто не отвечал, и он решил открыть дверь запасным ключом. Так он и сделал, но тут ему в нос ударила омерзительнейшая вонь – дерьмо, моча и блевотина вместе, только в тысячу раз хуже. Вызванным пожарным пришлось в масках выносить из квартиры все подчистую и потом сжигать. Этой вонью пропитались даже стены и пластмассовая столешница. Нижнюю квартиру тоже пришлось хорошенько выпотрошить. Вот тут-то и следует выход Памелы.

Мы посмотрели на Пэм, сделавшую нам положенный при знакомстве реверанс. Гамильтон продолжал рассказывать:

– Полиция вызвала из университета специалистов по запахам. Те рассказали занятную штуку: оказывается, запахи ведут себя, как при перетягивании каната. У каждого из них есть пара, и если хочешь избавиться от какого-нибудь запаха поскорее, то нужно срочно найти его оппонента. Оказалось, что такой вот противоположностью запаха разлагающихся трупов является синтезированный аромат корицы.

Последовал хор уважительных охов и вздохов. Гамильтон же все не унимался:

– После этого в нашем доме несколько недель стоял приторный запах коричных конфет. Потом понемногу выветрился. А на следующий год возвращаюсь я из экспедиции, а дом опять провонял этой корицей. Ну, я сунулся к соседке по этажу, Дон, спрашиваю, не объявился ли у нас новый протёчник, а она и говорит: «Так и есть. В пятьсот восьмой. Мистер Вонг». В общем, в следующий раз, почувствовав запах корицы…