Пока подружка в коме

Наблюдая за происходящим, Ричард обнаруживает некоторую повторяемость, периодичность событий. Однажды эта закономерность уже была отмечена – за покерным столом дождливым вечером несколько месяцев назад. По всему выходит, что пятерым его друзьям суждено вновь и вновь возвращаться в тихий, спокойный квартал, где прошло их детство. Карен тоже заметила это. Зато она не говорит Ричарду о другом, о том, что, с ее точки зрения, ее друзья в некотором роде так и не стали взрослыми. То есть выглядят они как вполне взрослые люди, но вот внутри… Они словно остановились в развитии, им чего-то не хватает. И всем им, похоже, приходится слишком много работать. Как и всем остальным. Карен вроде бы помнит, что отдых, свободное время, безделье были важной составной частью жизни. Но современный мир не оставляет им права на существование – их нет ни в реальной жизни, ни даже в той, что показывают по телевизору. Работа работа работа работа работа работа.

Посмотри! Знаешь, что я тебе сейчас покажу?

Люди все время суют Карен под нос какие-то новые электронные фиговины. Об этих машинках говорят как о святынях, можно подумать, что все эти штуки созданы для того, чтобы компенсировать внутреннюю самонедостаточность их владельцев. Нет, конечно, все эти чудеса потрясающе удобны и полезны. Электронная почта. Факс. Радиотелефон. Здорово. Но… в общем-то, ну и что?

– Гамильтон, вот скажи ты мне, что тебе с того? Лучше ты стал, умнее, добрее? Я имею в виду – когда купил себе факс.

– Понимаешь, Карен, это вопрос того, плыть или идти ко дну. А к технике привыкаешь.

– Неужели и мне придется?

– Это даже не обсуждается. Мы проиграли, Карен. Машины победили нас.

Когда всё немного успокаивается, когда проходит первый шок от пробуждения Карен, Ричард находит подходящий момент для важного разговора. Они дома одни, за окном – мрачный, холодный, сумрачный день; с неба все собирается, да никак не может решиться пойти снег.

– Карен, – спрашивает он осторожно, – ты помнишь письмо – ну, то, что ты оставила мне?

– Письмо?

– Да. Конверт. В тот вечер на склоне Гроуза. Я должен был отдать его тебе на следующий день, если ничего не случится… Как видишь – случилось.

– Точно-точно, – задумчиво говорит Карен. – Конечно, помню. А ты мне ничего про него не говорил. Я решила, что ты про него просто забыл, потерял, не прочитав.

Ричард достает конверт, в котором письмо хранилось почти двадцать лет, и вынимает из него листок бумаги – как он не раз доставал, желая убедиться, что письмо никуда не делось. Он протягивает его Карен.

15 декабря. 6 дней до Гавайев

Не забыть: позвонить Пэмми по поводу бус для африканской прически. Договориться о мелировании.

Привет, Беб. Это Карен.

Если ты читаешь это письмо, то: а) ты – самая большая свинья в мире, и я тебя больше знать не хочу, или же – б) наступил следующий день, и у нас очень плохие новости. Надеюсь, что все это не так!

Зачем я это пишу? Сама не знаю. Ощущение такое, как будто покупаешь страховку перед полетом.

Всю неделю меня преследуют видения. Может быть, я даже рассказала тебе о них. Но это неважно. Обычно мои сны довольно спокойны. Ну, бывает, например, что я во сне скачу на лошади, плыву, с мамой ругаюсь (причем мне удается переубедить ее!), но то, что я вижу теперь, – это не сон.

В кино, когда кто-то видит лица преступников, грабящих банк, его убивают или берут в заложники. Так вот, у меня такое чувство, что меня тоже возьмут в заложники, потому что я увидела больше, чем мне было положено. Я не знаю, как это будет выглядеть. Те голоса – я слышу, как они спорят, и один из них так похож на голос Джареда; так пока они спорят, я смотрю вокруг и стараюсь запомнить кусочки Будущего (Господи, как же глупо все это получается на бумаге).