Пока подружка в коме

– Я тоже. – Карен чуть поворачивает голову, чтобы лучше слышать шум реки. – Это ведь я тебя тогда в это дело втянула. Мне приспичило.

– Я вроде как тоже не возражал.

– Я знаешь чего боялась? А вдруг ты подумаешь, что я шлюха?

– Чего не подумал, того не подумал.

– Тебе смешно, а я действительно переживала. Мне и в глаза-то тебе было стыдно смотреть. Потом этот подъемник, потом машина, эта вечеринка дурацкая. Потом мне стало плохо. Мне и сейчас очень плохо.

Мимо пролетает цапля. Ричард делает движение, словно собирается пересадить Карен обратно в кресло, но она говорит:

– Нет, подожди. Подожди чуть-чуть. Я хочу тебя кое о чем спросить.

Ричард кивает. Конечно.

– Скажи мне… только честно… там… – голос Карен дрожит, срывается, она вынуждена перейти на шепот, – я… тебе понравилось?

– Карен, солнышко, вот ты о чем!

Ричард наклоняется и целует ее в щеку, гладит ее шею, все еще страшно костлявую, словно долго-долго уваривавшуюся в какой-нибудь кастрюле.

– Ну конечно, мне было очень хорошо. Это одно из лучших воспоминаний в моей жизни.

Карен дышит в ритме нервного стаккато, Ричард, говоря монотонно, словно пытается снять с нее напряжение.

– Видишь вон те прогалины, – говорит он, показывая рукой в сторону чередующихся ровных рядов деревьев и просек. – Это давным-давно были дороги, по которым сюда подвозили бревна. Лайнус рассказывал, как он разыскал где-то старые карты. Там, где сейчас стоят наши дома, проходила железная дорога. Иногда мне кажется, что по ночам у меня в голове проносятся духи этих былых поездов. Я все это к чему: вот живем мы здесь, в нашем мире, – дорожки, лужайка, гаражи, микроволновки. А отойди туда, чуть подальше в лес, и там – вечность.

– Знаешь, Ричард…

– Что?

– Там, тогда, на Гроуз…

– Ну?

– Это… ну, это ведь единственный раз, когда я… и наверное, последний раз в жизни. Знаешь, я ведь не смогу жить, осознавая это.

– Не понимаю. Ты хочешь сказать…

– Ричард, можешь ты хоть на минуту заткнуться?! Послушай меня, прислушайся к моим чувствам!

Пауза, тишина. И вдруг – бах! – Карен изо всех сил отталкивается от Ричарда. Может быть, само движение еще и вышло более или менее изящным, но в следующую секунду – полное фиаско. Ноги не держат ее, и она валится на грязную мокрую землю. Ричард в ужасе – а вдруг она все кости себе переломала?

Слабость Карен особенно режет глаз по сравнению с суровым величием пейзажа. Она пытается ползти, она подтягивает свое тело руками, извивается как червяк. Вся ее одежда в грязи, испачканы руки, волосы. Но ее лицо мрачно и решительно. Раскрыв рот, она взахлеб пьет небо; свитер, рубашка, джинсы – все промокло, все холодное, липнет к телу. Ее пальцы сжимают и вырывают с корнем папоротник. Ричард ждет, пока она отползет на достаточное расстояние, потом подходит к ней и ложится рядом на мокрую землю. Ее трясет. Он отдает ей свою куртку и говорит:

– Все это не так. Ты не права.

Потом он поднимает ее и несет домой на руках, бросив коляску. Черт с ней, потом можно забрать. Если что.

– Две сильные руки, – говорит Карен.

Ричард отвечает:

– Да. – И целует ее.

19. Ты видишь сны, даже если не спишь

У Пэм детоксикация и последующее лечение были не столь мучительны, как у Гамильтона. В основном дело ограничилось головной болью, постоянной резью, как при месячных, запорами и головокружениями. Сегодня они вдвоем везут Карен на экскурсию по городу – показать то новое, что появилось за время ее отсутствия. Вышло солнце – холодное и блеклое, низко повисшее над горизонтом, где-то за Бернабэй и Маунт Бейкер. Все срочно вооружаются темными очками. Карен тонет в шикарной, цвета слоновой кости дубленке Пэм.

– Просто супер, Кари! Ах ты, мой сексуальный, непьющий-некурящий, шикарный котеночек! Мяу!

Гамильтон дополнительно пристегнул Карен к сиденью нейлоновыми ремнями – для страховки, проверил, удобно ли установлен подголовник, и пообещал Ричарду, что будет строго соблюдать правила и не превышать разрешенную скорость. Он замечает изменившееся настроение Карен. В это утро она как никогда жива, очаровательна и разговорчива. У нее для этого есть все причины. Прошлой ночью они с Ричардом немного неловко, но ласково и нежно занимались любовью. А потом он предложил ей выйти за него замуж, и она согласилась.

– Ричард, представляешь себе, мне тридцать четыре года, а чтобы пересчитать, сколько раз я занималась этим, хватит не то что пальцев одной руки, а всего двух пальцев!