Пока пройдёт гнев твой

Юханнес Сварваре в задумчивости поковырял грязным ногтем выемку в столешнице. Потом посмотрел на настенные часы. Они показывали семь, в то время как на самом деле уже было пять минут первого.

— Знаете, — замялся он, — мне надо отдохнуть. Я пожилой человек…

С этими словами он поднялся, вынул изо рта зубной протез и положил его в стакан с водой. Потом снова сел на стул, откинулся на спинку и прикрыл глаза.

Инспектор оказалась в глупом положении.

— Значит, — смущенно пробормотала она, — вы не хотите объяснить мне, что имели в виду?

Ответа не последовало. Очевидно, разговор был окончен. Грудь Юханнеса Сварваре ритмично вздымалась.

— Черт! — выругалась Анна-Мария, садясь в машину.

Она чувствовала, что допустила ошибку. Он был готов все рассказать. На ее месте Свен-Эрик, вероятно, проявил бы больше выдержки: просто сидел бы и ждал, когда Юханнес разговорится. Чертов Свен-Эрик! С Исаком Крекула случился инфаркт за неделю до того, как они пропали. Что бы это значило?

— Мне нужно повидаться с Исаком Крекула, — произнесла Анна-Мария вслух, поворачивая ключ зажигания.

Семья Крекула жила на краю поселка. Анна-Мария вышла из автомобиля и остановилась в раздумье. Перед ней стояли три дома, обшитые одинаковыми красными панелями, и она пыталась угадать, кому какой принадлежит. Самый старый на вид, с кружевными занавесками на окнах и пристройкой во дворе, вероятно, родителям, а два других — Туре и Яльмару.

Внезапно Анну-Марию охватили недобрые предчувствия. Она медлила. В загоне, огороженном сеткой, прыгала, захлебываясь лаем, охотничья собака. Она обнажала клыки, кусала проволоку и лязгала зубами.

Двор был густо усажен елями, выполнявшими роль живой изгороди вокруг дома. Высокие, черные, слегка наклонившиеся вперед, они выглядели растрепанными и производили на гостью неприятное впечатление. Неподалеку высился холм, лужайка вокруг которого также поросла ельником. Анне-Марии тут же представился сердитый хозяин с зажатым в кулаке ремнем и бледная хозяйка, в бессилии опустившая руки.

«Не ходи туда, не ходи», — твердил Мелле внутренний голос.

Она чувствовала, как волосы на затылке встают дыбом.

Однако в полной мере она осознала свой страх позже, когда вспоминала эти минуты. Тогда, стоя у дома Крекула, Анна-Мария не особенно прислушивалась к собственным ощущениям.

Собака царапала сетку. В воздухе витало беспокойство. Наконец гардина на окне зашевелилась. Кто-то дома.

Анна-Мария постучала в дверь, на которой красовалась табличка: «Попрошайкам и мелким торговцам просьба не беспокоить». Через некоторое время створка приоткрылась, и в щели показалось лицо пожилой женщины, поинтересовавшейся у незваной гостьи, чего она хочет. Анна-Мария представилась.

Она уже догадалась, что перед ней сестра Анни, и тут же вспомнила ее имя — Кертту. Анна-Мария попыталась усмотреть сходство между двумя женщинами. Вероятно, оно было, однако Анни, со своими жилистыми руками и многочисленными морщинами на лице, несомненно, выглядела старше. Инспектор представила себе сестер в молодости. Анни, должно быть, никогда не отличалась пышной шевелюрой и имела вытянутое лицо, как у самой Анны-Марии. У Кертту Крекула скулы шире, а коса до сих пор оставалась толстой. Очевидно, она моложе и всегда считалась миловидней Анни.

В то же время именно Анни производила впечатление счастливой женщины. Когда не тосковала о Вильме, конечно.

Уголки губ Кертту опустились, словно поддетые невидимыми крючками.

— Обычно мы не пускаем посторонних, здесь бывает всякое…

— Вы Кертту, сестра Анни Аути?

— Да.

— Я только что от нее. Она напекла булочек…

— А я никогда не пеку. Какой смысл, если можно купить? Да и руки у меня, как видно, не из того места растут.

«По крайней мере, она говорит», — оживилась Анна-Мария.

— У вас есть туалет? — спросила она.

— Есть, — кивнула старушка.

— Можно? — Инспектор скорчила страдальческую мину. — Очень надо. А до города еще так далеко!

— Входите скорей, не то напустите холода. — С этими словами Кертту приоткрыла дверь, но лишь настолько, чтобы Анна-Мария смогла протиснуться в щель.

— Нет, я не особенно любила Вильму, — покачала головой Кертту. — Это она заморочила моей сестре голову.

Они сидели за кухонным столом и разговаривали. Анна-Мария сняла куртку и повесила ее на спинку обитого зеленой тканью стула.

— И чем же она заморочила голову вашей сестре?

— О, самыми разными глупостями! — развела руками Кертту. — Летом средь бела дня они вместе купались в озере. Голые! И даже не после бани, а просто так. У Анни грудь свисала до пупа. Ужасно! Совсем с ней стыд потеряла! Да и Вильма охотно демонстрировала местным парням татуировки на своей заднице…

Во дворе снова послышался лай, а затем сердитый голос: «Заткнись!» Однако собака и не думала униматься.

На крыльце раздались шаги: кто-то топал ногами, стряхивая с обуви снег. Наконец в дверях показались двое мужчин.

«Туре и Яльмар», — догадалась Анна-Мария.