Анна ушла, а я стояла в коридоре, прижимая файл к груди и чувствуя, как сильно колотится сердце. Ребенок заплакал снова, и я пошла на звук. Отыскивая помещение, ступая неуверенными шагами. Толкнула дверь палаты и едва подойдя к кроватке, уронила файл и мгновенно почувствовала, как слезы обожгли горло и глаза. Младенец был похож на Джейсона как две капли воды. Даже такое же пятнышко на маленьком запястье. Он, кричал тапка горько, так одиноко, так разрывая душу, что я не выдержала и схватила его на руки, прижала к себе, целуя сладко-пахнущую макушку.
— Тшшш, маленький мой, сладенький, мама здесь. тшшшш. Ребенок начал успокаиваться и прятать личико у меня на шее. Вертеть головкой как это делал Джейсон.
— Эй! Вы зачем его взяли?
Обернулась с малышом к санитарке, стоявшей в дверях.
— Хватаете, к рукам приучаете, а нам потом слушать этот ор. Детдомовских на руки не берут, ясно?
— Он не детдомовский! — сказала я и покачала ребенка, чувствуя, как маленькие ручки обнимают меня за шею.
— Он мой.
Ее глаза округлились и седые брови приподнялись вверх.
— Как это ваш?
— Теперь мой.
Кусая губы, я смотрела как Миша пытается идти самостоятельно по коридору, делая неуверенные шаги все еще израненными ногами. А я иду к нему навстречу с ребенком на руках. Счастливая и в тоже время ужасно напуганная тем, что он может отказаться забрать малыша…
— Кто это…?
— Я… видела его, когда лежала в снегу. Видела этого малыша там… в своих видениях. Я не могу оставить его здесь… скажи мы можем… мы… ты бы мог усыновить его вместе со мной? Я должна это сделать… он мой, понимаешь? Я знаю это звучит странно. Но… я не могу объяснить.
И посмотрела Мише в глаза. Он, сильно хромая, подошел ко мне и сжал мои плечи.
— Здесь много чего странного произошло… И я сам видел много странного… Ты считаешь его своим?
Кивнула и ощутила, как становится горячо в груди, как першит в горле и щипает глаза. Точно так же как уже было. Его лицо… его выражение глаз. Оно такое же. И это не дежа вю. Нет. Это те же слова.
— Если ты считаешь его своим, то для меня он свой.
— Ты… ты такой…
— Какой?
Он улыбнулся и мне захотелось зажмуриться.
— Мой.
Потянулась к нему и потерлась носом о его нос.
— Твой, Лиза. Иначе и быть не может. Только твой.
— Простите.
Мы оба обернулись — медсестра Анна стояла позади нас.
— Там какой-то мужчина хочет видеть вас, Елизавета.
— Какой мужчина? — переспросил Миша, а я перекинула малыша с одной руки на другую и осмотрелась по сторонам, оборачиваясь назад к стойке информации. И тут же замерла, чувствуя, как сильнее бьется сердце, как оно пропускает удары и по телу бегут мурашки. Высокий, огромный, как шкаф, мужчина склонился к окошку и что-то говорил девушке администратору. Его рыжие волосы падали ему на лоб, а массивные рябые пальцы сдавили подоконник с такой силой, что казалось тот треснет.
— Он говорит, что он ваш брат.
ГЛАВА 20
— У нас был один и тот же отец.
Олег закурил и сделал большой глоток кофе. В этой реальности его звали Олег. А мне все время хотелось сказать — Уилл и я прикусывала язык и сжимала свой стаканчик с капучино. Мы сидели на улице на деревянной скамейке больничного двора пока Миша оформлял выписку и договаривался насчет усыновления Жени. Этот вопрос я оставила ему. Он лучше меня знал куда надавить и как сделать так, чтобы оппонент принял его позицию. И я старалась не думать о том, что нам могут отказать или найдутся родители малыша.