Пока смерть не разлучит...

— Господин граф, — заговорил он с порога, — от имени двухсот дворян, собравшихся в зале Ой-де-Бёф, и от себя лично, я прошу о разрешении воспользоваться в течение часа королевскими лошадьми. Верхом мы сможем, если угодно, разметать движущуюся сюда орду и отбить у нее пушки.

Сен-При смерил посетителя холодным взглядом. Он видел его впервые и до сегодняшнего дня не слышал о нём. Маркиз де Фавра. Лейтенант полка швейцарцев Месье в отставке. Женат на принцессе Ангальтской. Неужели? Высокий, лицо красивое, породистое. Но при этом ходит в черном потертом сюртуке, словно какой-нибудь присяжный поверенный. Что он делает в Версале? Не иначе, какой-нибудь прожектёр, авантюрист.

— Сударь, я не могу распоряжаться королевской конюшней без ведома его величества.

— Так обратитесь к королю!

— Хорошо, я передам его величеству ваше предложение.

— Я обожду здесь.

Маркиз нахально уселся в кресло. Вот ведь настырный! Ладно, он получит урок.

Граф де Сен-При удалился; маркиз де Фавра снова принялся ждать. Видимо, этот человек нарочно испытывает его терпение! Прошло полчаса. Три четверти. Сколько времени нужно, чтобы дойти отсюда до кабинета короля? Или министра двора тоже подолгу мурыжат в приемной? Час. А, вот, он возвращается.

Министр прошел к своему столу, уселся за него, взглянул на маркиза удивленно — он всё еще здесь?

— Двору стало известно, что господин де Лафайет ведет сюда несколько батальонов Национальной гвардии. Нам остается только ждать.

— Просто ждать? — Фавра вскочил на ноги, кипя от негодования. — Это же позор! Через два часа разбойники захватят дворец!

Сен-При ничего не ответил, углубившись в бумаги.

— Одним словом, вы ничего не предпримете.

— Вот именно, сударь.

Фавра поклонился и вышел.

* * *

Дождь усилился. Брели вдоль опушки Медонского леса (говорят, тут охотится король… но охотников не было видно), потом нескончаемо длинной улицей, и вот наконец вышли на большую площадь. Изможденные женщины валились с ног, но Жанна позабыла про усталость. Она подошла к частой решетке с позолоченными остриями, за которой была еще площадь, еще решетка, побогаче, а за ней — неужели дворец? Посмотреть бы на него хоть одним глазком! Рослый усатый солдат с белой кокардой на шляпе прикрикнул на неё, выставив вперед ружье. Эх, не пустят их к королю! Вот досада!

Площадь постепенно заполнялась, женщины садились прямо наземь, громко переговариваясь и смеясь, точно пьяные. Жанне стало холодно. Платье промокло насквозь, а тут еще ветер. Девушка обняла себя за плечи, вся дрожа. Где бы погреться? Слева от площади — красивое здание в форме подковы. Несколько женщин заходили в двери вслед за мужчиной, с ног до головы одетым в черное; Жанна поспешила за ними.

Ну и зала! Точно в церкви, только без алтаря. Высокий сводчатый потолок, лепнина, позолота; там галереи, точно хоры, здесь рядами стоят скамьи, а вон будто амвон и рядом кресло. Одна женщина взяла и уселась на него!

— Кто вы такие? Что вам здесь нужно?

Жанна вздрогнула и втянула голову в плечи: голос резкий, сердитый. Оглянулась — господин в сером фраке, росту небольшого, но крепкий, лицо толстое, всё в оспинах, глаза как угольки… Ну, будет им теперь взбучка! Да и они хороши: явились не званы не прошены…

— О, так это ж мамаша Мирабо! — радостно воскликнула одна из женщин. — А мы как раз по твою душу!

Послышались смешки — оказалось, что на скамьях было полно других господ, которых Жанна не заметила раньше, глазея на потолок.

— Я желал бы знать, почему срывают наши заседания! — рявкнул Мирабо. — Представители народа не могут принимать мудрые решения среди всякого гвалта!

Мужчина в черном заговорил с ним, но Мирабо оттолкнул его и ушел, стуча тростью. "Кто это?" — спросила Жанна у женщин, кивнув на черного. "Станислас Майяр, нотариус", — ответили ей. Нотариус! Тогда понятно, почему он одет, как на похороны. Нотариусов Жанна боялась. С ними связаны такие слова, как "завещание", "выселение", "закладная". Вороньё. Вот и этот Майяр человек молодой, а нос крючком, глаза злые, голос скрипучий…

Ах, какой красавец к нему подошел! Волосы над ушами уложены в букли и напудрены, глаза большие, а рот маленький, щёчки розовые и родинка под левым веком, галстук повязан бантом, сам стройный да высокий. Просто принц! И голос у него журчит, как речка… Жанна не поняла, что именно он сказал, обращаясь к присутствующим в зале, но после его слов Майяр вышел к кафедре, достал из кармана свернутые в трубку листки, развернул и стал читать:

— Мы явились в Версаль, чтобы потребовать хлеба и наказания для лейб-гвардейцев, оскорбивших патриотическую кокарду. Париж голодает по вине стяжателей, коих надлежит покарать; из-за них в город не завозят муку и завышают цены на хлеб, делая сей главнейший вид пропитания не доступным для людей, добывающих его в поте лица своего. Вам, представителям нации и выразителям её воли, долг предписывает принять законы о мерах по бесперебойному снабжению продовольствием, об уважении к нации и трехцветной кокарде!