Пока смерть не разлучит...

Он снял шляпу, обнажив лысый череп, сел к столу и принялся внимательно изучать паспорта. На лестнице послышался шум шагов; двое молодых людей остановились в дверях.

— Что ж, документы в порядке, — сказал лысый. — Госпожа баронесса, вы желаете ехать дальше или провести ночь здесь?

— Ехать дальше, — неуверенно произнесла маркиза де Турзель и оглянулась на своего "управляющего".

— Их нельзя отпускать! — выступил вперед сутулый молодой человек в запыленном синем сюртуке, к лацкану которого был прикреплен значок в виде почтового рожка, и с трехцветной кокардой на шляпе. — Это королевская семья, их велено арестовать!

— Вы обознались, — терпеливо сказал ему лысый. — Это баронесса Корф…

— Какая баронесса! — Молодой человек подошел к Марии-Антуанетте, которая поморщилась от крепкого запаха пота, и чуть не ткнул в нее пальцем. — Вот она — королева. Я видел ее в Версале. А он…

В дверях, где собралось уже довольно много людей, послышались шевеление и возгласы: "Пропустите судью!" Сухонький старичок в свалявшемся в парике, но безупречном жабо поморгал глазами, привыкая к свету, а потом вдруг опустился на одно колено.

— Сир! — воскликнул он и склонил голову.

В толпе поднялся ропот удивления.

— Ну хорошо. Да, я король, это королева и моя семья, — устало проговорил Людовик. — Я пришел жить среди вас — моих детей, которых я не покину.

Колокол. Когда же он замолчит!

Открылась дверь в смежную комнату; оттуда появилась сгорбленная старушка, которая, должно быть, подслушивала всё это время. Все взгляды обратились на неё. Шаркая ногами и тряся головой, она приблизилась к жесткому диванчику, на котором сидели сонные дети, поцеловала руки обоим и удалилась, заливаясь слезами.

— Это моя бабушка, — смущенно пояснил лысый.

"Сколько же ей лет? — не удержался от мысли Людовик. — Наверное, она родилась еще при Людовике Великом".

Окна были раскрыты, на улице стоял шум, точно на ярмарке: людской гомон, смех, оклики, конский топот, лязг чего-то железного, и этот звон — унылый, тревожный, точно сердце отсчитывает удары — или последние мгновения жизни каплями перетекают в вечность…

— Мы бы хотели продолжить путь, если это возможно, — сказал король, обращаясь к хозяину дома.

— Я не могу противиться вашему желанию, сир, — почтительно отвечал тот, — но пускаться сейчас в путь небезопасно. Не угодно ли вам отдохнуть до утра?

— Пожалуй.

Мария-Антуанетта стиснула пальцами виски.

— Нельзя ли заставить замолчать этот колокол? — почти выкрикнула она. — Уже три часа ночи!

Через пять минут колокол смолк.

Шарль крепко спал. Его перенесли на постель, Мария-Тереза прикорнула рядом. Маркиза де Турзель осталась с ними; Мария-Антуанетта отказалась ложиться и попросила, чтобы ей принесли умыться и переодеться. Она чувствовала себя грязной, и это измятое платье — какая гадость, его нужно немедленно снять.

— Скажите, а какую должность исполняет ваш муж? — спросила она хозяйку, когда с туалетом было покончено.

Та задумалась.

— Вот даже и не знаю, что вам ответить, сударыня. Бакалейщик он, а с нынешнего года — прокурор-синдик.

— Прокурор-синдик? Что это значит?

— Ох… Ну вроде старосты, что ли… Хлопот теперь прибавилось: то одно, то другое, и всё к нему, всё к нему — днем ли, ночью ли.

На востоке занимался рассвет, но улицы Варенна кишели народом. Обе таверны были открыты и набиты битком: граждане братались с солдатами.

Оставив свой эскадрон за околицей (дальше их не пропустили национальные гвардейцы), Калист Делон пробрался в поселок. У дверей дома рядом ç пивной "Золотая рука" стояли часовые. Не удостоив их даже взглядом Делон, с деловым видом направился к двери; часовые пропустили офицера.

Бледный Людовик с синими тенями под глазами сидел на стуле спиной к стене, веки его были опущены. "Сир", — негромко позвал Делон. Король посмотрел на него устало. Делон заговорил о том что, если выехать прямо сейчас, их вряд ли задержат и погоню быстро снарядить не успеют, граница рядом, на его эскадрон можно положиться. Людовик вяло махнул рукой. Эскадрон. Что такое один эскадрон? Лучше немного подождать: маркиз де Булье со своими войсками скоро придет сюда из Стенэ, сын наверняка предупредил его.

На лестнице вновь послышался топот со звоном шпор, в комнату вошли два офицера Национальной гвардии. Один из них показался Людовику знакомым. Ах, ну конечно — это же адъютант Лафайета, Ромёф. Они еще приходили пожелать ему доброй ночи… когда же это? Неужели позавчера?

— Сир… — Ромёф достал из-за обшлага потрепанную бумагу. — У меня приказ Национального собрания о вашем аресте. Я должен доставить вас вместе с семьей обратно в Париж.

Преклонять колено он не стал, однако по его небритым щекам текли слезы. Как трогательно.

Делон выскользнул на лестницу; навстречу ему поднимались "патриоты". "Еще не всё потеряно, — твердил себе гусар, — шанс еще есть".