Пока смерть не разлучит...

"Я не могу поверить, что Вы не в силах добиться от Комитета отмены его постановления. Брать в заложники женщин — это варварство, тем более что мой муж полностью лишен возможности служить какому-либо делу. Пусть внешние враги утоляют свою ненависть к искреннему другу свободы. Не присоединяйтесь к ним, преследуя то, что ему дорого, и тогда они хотя бы увидят, что в нашем отечестве есть мужественные представители народа, которым ненавистны бесцельные преступления".

Возвращение в Шаваньяк получилось почти триумфальным: спровадив комиссаров, Адриенна удержала на ужин встречавших ее членов муниципалитета и пила с ними за здоровье Лафайета.

Ночью кто-то постучал в ставень на первом этаже. Боше, который теперь был и дворецким, и камердинером — да просто "мужчиной в доме", — на всякий случай взял в кухне тесак, прежде чем открыть, но это оказался Фрестель, гувернер Жоржа. Жена Боше потихоньку разбудила хозяйку.

Адриенна сначала испугалась: что-то случилось с сыном? Фрестель быстро ее успокоил, изложив свой план: если жена Лафайета не может покинуть Шаваньяк, его сын никаким словом не связан, он может уехать из Франции и как-нибудь помочь отцу. Да-да-да, вы совершенно правы! О, если бы у вас получилось это осуществить!

Итак, план такой: Фрестель раздобудет купеческий патент и паспорт, чтобы отправиться на ярмарку в Бордо. Они поедут туда вдвоем с Жоржем, попытаются сесть там на корабль и пробраться в Англию, к послу США господину Пинкни, чтобы вместе с ним решить, что можно сделать. Адриенна сразу принялась за письмо к президенту Вашингтону, в честь которого Лафайет назвал их сына: она просит, умоляет заступиться за мужа и вытребовать его в Америку, ведь он же почетный гражданин этой страны! "Если его семья сможет его сопровождать, легко себе представить, как он будет счастлив; но если это создаст препятствие или отсрочку, заклинаем Вас не думать о нас, мы будем менее несчастны, зная, что он находится рядом с Вами". На рассвете Фрестель ушел, забрав с собой письмо. С болью в сердце, Адриенна запретила ему привозить к ней Жоржа на прощанье: она чувствовала, что не совладает с собой. Джорджу Вашингтону Лафайету, отправляющемуся спасать отца, лучше не видеть слез своей матери. Тетушке Шаваньяк она тоже ничего не сказала об отъезде внука, а то старушка еще заболеет от горя.

В газетах сообщили, что Лафайета перевели не в Шпандау, а в Везель, и больше ничего. О Боже, есть ли худшая пытка, чем неизвестность?.. Не зная, к кому еще обратиться, Адриенна написала герцогу Брауншвейгскому, заклиная его сообщить ей новости о муже. Боше согласился отвезти это письмо в Париж и передать военному министру Сервану. Когда он добрался до столицы, Сервана уже сняли и заменили Пашем, который и на порог не пустил посланца "дамы с подозрительной фамилией", зато рядом случился министр иностранных дел Лебрен — он взял письмо. А еще — вот удача! — Боше столкнулся на улице с Гаверниром Моррисом и рассказал ему обо всех несчастьях хозяйки. Американский посол обещал похлопотать и посоветовал написать прусскому королю, даже дал Боше образец такого письма. А еще он положит десять тысяч флоринов в амстердамский банк на имя Лафайета, которыми сможет воспользоваться и его жена, когда ее наконец выпустят на свободу.

В самом деле, в середине декабря Ролан улучил момент и добился постановления об отмене ордера на арест гражданки Лафайет. Свобода была иллюзорной, поскольку аристократы не могли покинуть без разрешения даже свой департамент, а уж о том, чтобы получить паспорт для выезда за границу, не могло быть и речи. Ничего, главное — Адриенна больше не связана честным словом. Она может нарушить границу, не нарушив его.

Вот только прежде нужно уплатить долги — хоть небольшие, но всё же долги, — иначе ее отъезд сочтут за бегство от кредиторов. Гражданка Лафайет вновь отправилась в Пюи, чтобы воспользоваться возможностью, данной ей по закону, — уплатить долги за счет конфискованного имущества. И тут ей объявили, что, поскольку ее муж — эмигрант, никаких прав она не имеет. Лафайет — эмигрант?! Известна ли вам разница между лагерем в Кобленце и тюрьмой в Везеле?

Пытаясь помочь дочери, госпожа д’Айен преодолела свое отвращение к новым властям и отправилась к министру юстиции Гара. Ее продержали в приемной несколько часов и отослали обратно ни с чем. Об этом Адриенне с грустью сообщил Боше, который теперь сделался почтальоном — использовать обычную почту было опасно. Все новости из Парижа были печальными: тот арестован, этот в тюрьме, да еще и начался суд над королем…