Читаем Пока смерть не разлучит нас полностью

Все смешалось; отовсюду слышались громогласные признания, испуганные возгласы, истерический смех. Блюстители порядка суетливо метались, выкрикивая угрозы и повеления, к которым все оставались глухи; мастер Пори то начинал вопить: «Позор, позор!», то принимался хохотать во все горло. А я схватил расфранченного юнца лет шестнадцати, который успел вцепиться в плоеный воротничок одной из девиц, и так встряхнул нахала, что едва не вытряс из него дух. Гвалт между тем усилился еще больше.

– Дорогу губернатору! – крикнул судебный пристав. – Стыдитесь, господа! Дорогу его чести и достопочтенным членам Совета!

Три деревянные ступеньки, ведущие к двери дома губернатора, расцветились яркими красками: малиновый бархат, золотое шитье; его честь сэр Джордж Ирдли и члены Совета стояли на них и глядели на обезумевшую толпу.

Честное круглое лицо нашего губернатора побледнело от возмущения.

– Какого черта?! – вскричал он в ярости. – Вы что, никогда раньше не видели женщин?! Куда подевался пристав? Сейчас же уймитесь, не то я вас всех посажу под арест за нарушение общественного порядка!

В эту минуту на помосте у позорного столба в центре площади вдруг появился человек громадного роста и мощного телосложения, с умным, волевым, изборожденным глубокими морщинами лицом и пышной копной седеющих волос. Седина плохо сочеталась с его обликом, потому что был он далеко не стар. Я знал, кто он такой – мастер Джереми Спэрроу, пастор, прибывший в Виргинию месяц назад и пока не получивший прихода, однако в ту пору мне еще не доводилось с ним говорить. Неожиданно он без единого слова предупреждения запел на всю площадь благодарственный псалом. Голос у него был необычайно громкий, но красивый, проникновенный, и пел он с таким воодушевлением и страстью, что разбушевавшаяся толпа умилилась и замолчала. Напев тотчас подхватили два других пастора, к ним присоединился пропитой тенорок мастера Пори, и наконец мы запели все. Не в меру осмелевшие кавалеры опомнились, оставили девушек, и порядок был восстановлен. Губернатор и члены Совета сошли с крыльца и со всей подобающей торжественностью заняли место между девушками и двумя пасторами, которые должны были шествовать во главе колонны. Псалом был допет, барабанщик еще раз выбил оглушительную дробь, и процессия двинулась вперед, в сторону церкви.

Мастер Пори оставил меня, дабы занять место среди своих собратьев – членов Совета, толпа женихов и любопытствующих хлынула следом за приставом и сопровождающей его стражей, и на площади остались только я да священник, который первым запел псалом. Он спустился с помоста и подошел ко мне.

– Если не ошибаюсь, вы капитан Рэйф Перси? – спросил он. Голос его, глубокий и низкий, походил звучанием на басовый регистр органа.

– Он самый, – ответил я. – А вы мастер Джереми Спэрроу?

– Да. Малоумный проповедник, самый убогий, смиренный и ничтожный из служителей Господа.

Его мощный бас, атлетическое телосложение и свободная, смелая речь настолько не вязались с этим самоуничижительным признанием, что я едва удержался, чтобы не рассмеяться. Он это заметил, и лицо его, с виду на редкость грозное и воинственное, осветила улыбка – словно луч солнца вдруг заиграл на иссеченной волнами прибрежной скале.

– Я вижу, вас разбирает смех, – добродушно сказал он. – А между тем я говорю чистую правду. По духу я – кроткий Иов18, хотя природе было угодно наделить меня телесной оболочкой Самсона19. Уверяю вас, она подходит мне еще меньше, чем какому-нибудь тощему замухрышке подошли бы штаны Фальстафа20. Однако почему вы остались здесь, сэр, разве вы не пойдете в церковь?

– Будь это лондонский собор Святого Павла, я бы, пожалуй, пошел, – отвечал я. – Но здешний храм так мал, что почти вся толпа останется снаружи, и мы едва ли подойдем к двери ближе чем на пятьдесят футов.

– К главной двери – да, однако священники могут проходить и через боковую. Если хотите, я проведу вас. Наши пригожие дурочки идут медленно, и, свернув в этот вот переулок, мы далеко их обгоним.

– Идет, – согласился я.

Мы свернули в переулок, сплошь засаженный табаком, обогнули дом губернатора и, обойдя процессию с фланга, достигли бокового входа еще до того, как девушки вступили в церковный двор. Однако у двери стоял на страже бдительный причетник.

– Я мастер Джереми Спэрроу, священник, прибывший месяц назад на «Саутгэмптоне», – объяснил ему мой новый знакомец. – Мое место на клиросе, любезный, так что, будь добр, пропусти нас.

Причетник, раздуваясь от сознания собственной значимости, загородил собою узенькую дверь.

– Вас, достопочтенный сэр, я пропущу, ибо так велит мне долг. Однако этот джентльмен – не проповедник; я не могу позволить ему пройти.

– Ты ошибаешься, друг мой, – со всей серьезностью ответствовал мастер Спэрроу. – Сей джентльмен, мой достойный коллега, только что возвратился с острова Святого Брэндона, где он читает проповеди на шабашах ведьм; вот почему его костюм не вполне безупречен. Вхождение его во храм да падет на мою голову; посему – пропусти нас.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы