Пока смерть не разлучит нас

   – Кто-кто? Конь в белом пальто! – выругался Доар. –

Питомец твой вылупился и захотел жрать!

   – Грифон?!

   Он ткнул сачком по направлению шкафа, где на одиноких

«плечиках» жалко болталась белая рубашка с разодранной на

полоски спиной. На верхней полке сидел наш домашний

питомец… и, щуря недобрые желтые глазенки, с наслаждением

грыз ботинoк Доара. И хотя сам он был меньше этого самого

ботинка, уже умял каблук, а теперь дожевывал формованный

нос. У меня вырвался испуганный смешок.

   – Ты полагаешь, что это смешно?! – свирепо глянул на меня

Доар.

   – Нет, – прижимая к губам ладони, чтобы скрыть нервную

улыбку, покачала я головой.

   Больно осознавать, но он оказался прав: в яйце рос не

карликовый грифон. Возможно, Доар даже был прав в том, что

таких грифонов не существует. За сто кровных золотых шейров,

заработанных бывшим мужем на продаже триана, я купила ему

в подарок хитрую прожорливую горгулью с огромными

остренькими ушами, кожистыми умильными

крылышками,тонким хвостиком и взглядом маньяка. Надеюсь,

хотя бы с размером не обманули,и из мелкого бесенка не

вырастет уродливый демон в человеческий рост. И сейчас он

раздирал туфлю…

   Когда-то давно в Эсхарде ходила глупая мода заводить

горгулий вместо кошек, но веянье быстро ушло. Потомки

вымерших химер, в отличие от грифонов, не одомашнивались.

Они грызли и воровали все, что, по их мнению, плохо лежало,

даже если оно лежало хорошо. Если же казалось, будто тварь

прижилась в семье,искренне привязалась к хозяевам и вела

себя как ласковая кошка, то это означало, что она

терроризировала чей-то другой дом. Другими словами,

оживший ужас, а не домашний питомец.

   – Не хочешь ничего сказать? – процедил Доар.

   – Думаешь, она наестся ботинком и заснет? - прошептала я.

   Во сңе горгульи покрывались плотными гладкими

чешуйками и начинали напоминать неподвижную каменную

фигурку.

   – Аделис, неправильный ответ! – рявкнул он.

   – Объективно говоря, я не отвечала, а спрашивала.

   – Не умничай!

   – Εсли я скажу, что ты был прав насчет грифонов,и мне

ужасно жаль, это умерит твой гнев?

   – Нет.

   – Ну и ладно.

    Вообще чисто по-человечески я Доара понимала. Мало что

похмелье,так еще с сачком за новорожденной горгульей

приходится скакать. Другими словами, утро у него явно не

задалось,и он планировал сделать его исключительно

недобрым для окружающих.

   Сверху летело смачное чавканье. Горгулья пирoвала.

   – Посмотри на нее с другой стороны, - попыталась я

преподнести домашнего питомца в позитивном ключе.

   – С какой стороны ты предлагаешь посмотреть на тварь,

которая догрызает мой ботинок? Со спины?

   – С морды… рожи… светлые боги… – пробормотала я и

махнула рукой, заставив горгулью оторваться от завтрака и

нехорошо сощурить желтые глазенки. - Она такая

страшненькая, что кажется милой. Даже рожки уже

проклюнулись.

   – В твоих словах я не наблюдаю логики, - процедил Доар,

взмахнув сачком.

   И здесь он тоже был прав.

   Я сама не видела логики в собственных рассуждениях,

поэтому огрызнулась:

   – Не размахивай,ты ее пугаешь!

   В следующую секунду в нас полетел обглоданный ботинок и

вмазался в светильник, на цепи спускавшийся с потолка.

Живой огонек немедленно погас. Мы погрузились в глухой

мрак. Неожиданно я ощутила, как нечто принюхивается к

моим волосам,и, стараясь не шевелиться, прошептала:

   – Она прямо надо мной.

   – Ага… – пробормотал Доар. Неясное движение в темноте –

и мне на голову опустился колпак из сетки. По носу ударило

металлическим ободом. Сачок оказался достаточно широким,

дотянулся до самого подбородка.

   – Ты меня поймал! – рявкнула я, пытаясь освободиться.

   – Извини, - в хрипловатом голосе слышался смех.

   – Заморожу горгулью к проклятым вивернам! – бранилась я,

освобождаясь от колпака и вываливаясь из душного нутра

разграбленной гардеробной. А следом за мной, вознеся к

потолку воинственный младенческий писк, вылетела

новорожденная горгулья. Она сделала неровный круг, ухнула

вниз и нырнула в дымоход oстывшего камина.

   – Доар, – вцепилась я в его руку. - Доар! Сто шейров улетают

в трубу.

   – Может, она сбежит? - Он и не подумал скрыть облегчения.

   – Надо ее поймать!

   – Будем считать это волей светлых богов, - предложил

бессердечный хозяин питомца и, поморщившись, потер шею.

Никаких сомнений, похмельная голова болела нещадно.

   – Мы не можем бросить новорожденного ребенка на холоде!

   – Она не ребенок, а горгулья. Обернется в камень и

перезимует лучше нас с тобой, - отказался он разыскивать

умотавшего на свободу питомца.

   Стаскивая через голову несвежую рубашку, он двинул в

сторону банной комнаты. Мне, как привязанной, пришлось

тащиться следом и любоваться полоской мелких синяков на

его позвоночнике, видимо, заработанных при вчерашнем

падении с кресла. Доар болезненно повел плечом, похоже, удар

вышел сильнее, чем мне показалось ночью.

   – Почему ты идешь за мной? Хотела умыться? – спросил он,

взявшись за дверную ручку.

   – Вообще голова после соврена не соображает? - сердито

проворчала я.

   – Точно, – простонал он. - Забыл. Иди первой.

   – Благодарю, - холодно кивнула я и попыталась протиснуться

в банную между ним и косяком, но проход перекрыла

выставленная рука. – Что?

   – Ты не расскажешь, как я оказался на кровати?

   – Поэтапно.