Пока смерть не заберет меня

И все-таки я соврал. Кое-какие изменения в обстановку я внес, но так привык к ним, что сам уже не замечал. Под книжными полками, тянувшимися в два яруса вдоль длинной стены, висели постеры с фотографиями музыкантов. Полное ребячество, признаю, но руки все никак не доходили их снять. Фотографии выглядели весьма красочно, чего только на них не было: свирепые физиономии в боевой черно-белой раскраске, оскаленные зубы — а кое у кого и клыки, да такие острые и длинные, что любой носферату заплакал бы от зависти; — окровавленные по локоть руки, шипастые ошейники и прочая атрибутика, которая наводит такой ужас на людей непосвященных. Сплошная бутафория, в общем.

Бутафория. Но Мэвис смотрела на эту бутафорию расширенными от ужаса глазами. Может быть, я и зря сразу не посвятил ее в свои музыкальные пристрастия? Теперь не слишком подходящее время для бесед о блэк-арте. Да и как, интересно, должна воспринять его девушка-христианка? Как мракобесие и оскорбление имени Христа, как же еще.

Самый трудный вопрос — это вопрос идеологии. Он практически неразрешим. Но все же я решил попытаться. Что до моих планов, придется их ненадолго отложить. Не могу же я теперь убежать от Мэвис, оставив ее в полном убеждении, будто я принадлежу к сообществу сатанистов? Факт существования которых, замечу в скобках, вызывал у меня сильные сомнения. Сколько лет вращаюсь в блэковой тусовке, ни раз не видел ни одного мало-мальски серьезного сатаниста. Некоторые корчили из себя таковых, но это была такая же бутафория, как накладные клыки у парней с постеров. Имидж.

Да, но только вот придется и это тоже доказывать?

— Мэвис, — сказал я как мог спокойно. — Это просто фотографии.

— Вижу, что фотографии. Чьи?

Я мог бы объяснить, чьи. Вот чудесная троица парней из Immortal, во главе с Ольве Ейкемо — оскаленные черно-белые призраки с горящими глазами. С соседнего постера, мрачно насупившись, глядит молодой и еще длинноволосый Варг Викернес, также известный как Burzum — тоже то еще личико. А рядышком — молодой же Дани Филф, с клыками, с окровавленным ртом, кровь стекает по подбородку… черт, никогда не замечал, до чего он похож на Лючио.

Какой-нибудь тру, случайно сюда забредший, прибил бы меня за подобную подборку. Мэвис, хоть и не была тру, тоже готова была, кажется, меня прибить.

— Я спрашиваю, кто все эти люди, Илэр?

— Музыканты, — ответил я упавшим голосом. Никогда бы не подумал, что могу огрести серьезные проблемы из-за пристрастия к тяжелой музыке.

— Могу себе представить, что за музыку они играют! Как давно это продолжается, Илэр?

— Продолжается что? — спросил я тихо.

Мэвис прижала ладонь к губам и покачала головой. Я мог бы поклясться, что в глазах у нее стоят слезы.

— Я спросила у твоего друга, связан ли ты с сатанистами. Он ответил, что нет. Он не знает или же солгал?

Можно было предположить, что рано или поздно у нас возникнут трения на религиозной почве, но чтобы во мне заподозрили сатаниста? Это было что-то очень уж нелепо. Все-таки, зная Мэвис несколько лет, я так и не представлял до конца, что творится у нее в голове. И не стремился разобраться. Может быть, и напрасно?

— С сатанистами я не связан, Мэвис. И вообще ни с какими сектантами. Это правда. Да я даже никого из них не знаю! — я старался говорить убедительно.

— Зачем тогда ты держишь дома эти фотографии? — обвиняющим жестом она указала на завешенную постерами стену.

Я начал терять терпение. Какой глупый разговор!

— Ты мне веришь или нет?!

— Илэр, — теперь она смотрела на меня с состраданием, и слезы в ее глазах сверкали, как бриллианты. Она что, собирается оплакивать мою погибшую душу? — Прошу, не обманывай меня. Еще ничего не потеряно. Ты можешь покаяться, и господь простит тебя.

— Покаяться? — я коротко рассмеялся, и это был нервный смех. — В чем?

— Отрекись от нечистого…

Если считать нечистым Алана, я бы с удовольствием от него отрекся. Жаль только, что он вряд ли отречется от меня с такой же готовностью.

— Я буду молиться за тебя, — глаза Мэвис излучали свет, усиленный и преломленный непролитыми слезами. Я очень надеялся, что она не впадет в религиозный экстаз. Пока что ничего подобного не случалось, и она всегда вела себя разумно, но и на старуху бывает проруха. Мне не хотелось бы становиться свидетелем этого умопомрачения.

— Хватит, — тихо проговорил я. — Не надо, Мэвис, — в несколько приемов я сорвал со стены постеры и, скомкав их, побросал на пол. — Видишь, я отрекаюсь. Все.

— Не надо шутить с этим… — с укором прошептала она.

— Мне не до шуток.

— Илэр.

Мэвис подошла ко мне и снова положила мне руки на плечи, но теперь уже с нежностью. Заглянула в глаза. Светлый взор ее был так нежен, так мягок, лучился такой, черт бы ее взял, христианской любовью… Задохнувшись, я отшатнулся. Лучше бы я все-таки был сатанистом. Тогда я мог бы смотреть на Мэвис как на идейного врага. А теперь мне что делать? Как с ней говорить?

— Ладно, — сказал я. — Признаюсь кое в чем, раз уж ты так настаиваешь. Видишь ли, так получилось, что несколько лет назад я заложил кой-кому душу.