Пока смертные спят

– Я не слышал о ней двадцать лет, – проговорил Джордж. – И вполне комфортно могу не слышать еще столько же. Хотя все равно спасибо. – И он снова уставился в ветровое стекло.

По толпе прокатился нервный смешок. Салли Гаррис вздохнул с облегчением.

Дженни подошла ко мне и, толкнув меня боком, тихо спросила уголком рта:

– Что с Нэнси?

– Она серьезно больна, – прошептал я. – Похоже, умирает. И хочет увидеть его в последний раз.

Низкий гул, доносившийся из кузова фургона, вдруг смолк – мозги Дженни отключились. Ее лицо превратилось в мертвую резиновую губку и сделалось таким же глупым, как лицо любого манекена в витрине. Желто-зеленые лампочки в голубых стеклянных глазах погасли.

– Умирает? – переспросил Джордж.

Он распахнул дверь кабины, чтобы глотнуть воздуха. Большой кадык на тощем горле так и бегал вверх-вниз. Глянув на зрителей, Джордж сделал слабый жест, прогоняя их прочь.

– Все, народ, представление закончено.

Но люди не расходились. Они были ошарашены тем, как в такую веселую игру понарошку вдруг ворвалась несмешная реальная жизнь.

Джордж сбросил клоунские ботинки в знак того, что никаких больше фокусов сегодня не будет. Говорить он не мог. Он просто сидел в кабине боком, глядя на свои торчащие наружу босые ступни. Ступни были узкие, костлявые и синюшные.

Толпа начала разбредаться. День у этих людей начинался с тягостной ноты. Мы с Салли Гаррисом остались у фургона ждать. Салли Гаррис был раздавлен случившимся с публикой.

Джордж пробормотал что-то нечленораздельное.

– Что-что? – переспросил Салли.

– Когда тебя вот так просят приехать, – повторил Джордж, – полагается ведь приехать, да?

– Слушайте… – проговорил Салли. – Она же ваша бывшая жена, которую вы сами бросили двадцать лет назад. Почему же вы так убиваетесь? На глазах у моих покупателей, перед моим магазином…

Джордж не ответил.

– Я могу быстро организовать вам билет на поезд или самолет, – сказал я Джорджу. – Или автомобиль от компании.

– Вы предлагаете мне бросить фургон? – Джордж посмотрел на меня как на идиота. – В нем оборудования на четверть миллиона долларов, мальчик Джим. – Он затряс головой. – Бесценная техника… а вдруг кто-то… – Он умолк.

Я понял, что спорить бессмысленно. На самом деле он имел в виду совсем другое. Фургон был его домом, Дженни и ее мозги – смыслом его жизни, и сама мысль о том, чтобы оторваться от них, пугала его до смерти.

– Поеду на фургоне, – сказал он. – Так будет быстрее.

Джордж выпрыгнул из кабины и сразу засуетился, чтобы никто не начал ему возражать. Все-таки фургоны считаются не самым быстроходным транспортом.

– Вы поедете со мной, – распорядился он, глянув на меня. – Садитесь, и погнали.

Я позвонил в офис: можно поехать с ним? Мне не просто разрешили, мне сказали, что это попросту моя обязанность. Джордж и Дженни – самые преданные сотрудники компании. Мне следовало сделать все возможное, чтобы помочь им в трудную минуту.

Вернувшись к фургону, я обнаружил, что Джордж ушел кому-то звонить. Он надел кеды, оставив клоунские ботинки у кабины. Салли Гаррис подобрал их и с любопытством заглядывал внутрь.

– Господи… – пробормотал он. – Столько маленьких кнопочек… Как на аккордеоне.

Он сунул руку в ботинок и не меньше минуты набирался духу, чтобы нажать на кнопку.

– Фух, – произнесла Дженни.

Лицо ее осталось совершенно безжизненным. Салли нажал другую кнопку.

– Фух.

Еще кнопка.

Дженни улыбнулась, как Мона Лиза.

Салли нажал сразу несколько кнопок.

– Бурлаппеньо, – сказала Дженни. – Бама-уззтрассит. Шух.

А потом скорчила рожу и высунула язык.

Салли не осмелился экспериментировать дальше. Он аккуратно поставил ботинки у фургона, как ставят тапочки у кровати.

– О-хо-хо… Люди ко мне больше не придут. Теперь они думают, что у меня тут морг какой – после того, что он сегодня выкинул. За одно я Господа благодарю…

– За что?

– По крайней мере, они не узнали, чье лицо и чей голос у этого холодильника.

– А чьи они?

– А вы не в курсе? – удивился Салли. – Он сделал слепок ее лица и водрузил на Дженни. А потом записал все звуки английского языка в ее исполнении. Все-все, что вылетает из динамика Дженни, когда-то произнесла она.

– Да кто? – не выдержал я.

– Нэнси. Или как бишь ее там зовут. Дама, которая теперь при смерти. Он это проделал сразу после медового месяца.

Мы проехали семьсот миль за шестнадцать часов, и за это время Джордж мне и десятка слов не сказал. То есть говорить-то он говорил, но не со мной. Болтал во сне, вероятно, с Дженни. Пробурчит сквозь храп что-то вроде «уффа-муффа» и давай шевелить пальцами на ногах, сообщая Дженни, какой ответ хочет от нее услышать.

Однако волшебных ботинок на нем не было, так что Дженни не отвечала. Она ехала пристегнутой к стене в темном кузове. Джордж не особенно за нее волновался на протяжении пути, но когда до места назначения остался какой-то час, забеспокоился что твоя ищейка. Каждые десять минут требовал остановить фургон и бегал проверять крепления – а вдруг она там отстегнулась и теперь кувыркается в собственных мозгах?