Пока стоит маятник

Алёне не удалось быстро отомстить четвёрке Платовой. Через день она слегла с высокой температурой и провалялась в постели не только Рождественские каникулы, но и часть учебного времени. Её ни разу, кроме Диляры, не проведали одноклассники, лишь ежедневно кто-то звонил по телефону и молчал в трубку. Алёна алёкала, потом, слыша дыхание невидимого собеседника, отправляла молчуна туда, где зимуют раки. Впервые у неё оказалось много свободного времени. Она усаживалась на широком подоконнике и смотрела на снег, падающий крупными хлопьями, похожими на куски сахарной ваты. С низкого серо-голубого неба эти куски сыпались уже вторые сутки, устилая толстым ковром землю и крыши домой. Деревья и кусты превратились в пушистые белые шары. Раз в два дня приходила Диляра, приносила задание, рассказывала школьные новости. После её ухода Алёна снова садилась к окну, пытаясь вызвать странное состояние оцепенения и спокойствия, которое появилось лишь трижды за её жизнь, но всякий раз бесцеремонно прерывалось матерью. Она забыла о нём в суматохе дней и лет, и лишь наблюдение за падающим снегом пробудило в ней воспоминание чего-то необыкновенно таинственного. Мать целыми днями находилась на работе и больше не могла мешать. Алёна расслабленно смотрела на танцующие хлопья и не сразу заметила, что они полетели всё быстрее и быстрее, пока не превратились в мельтешащие точки, будто мелкие световые мошки на экране испорченного телевизора. Она оглянулась и не увидела привычной обстановки комнаты, вообще ничего не увидела, словно оказалась внутри гигантского сломанного телевизора. Вокруг в полной пустоте искрились микроскопические огоньки. Машинально она протянула руку, зная, что перед ней должно находиться оконное стекло – рука свободно прошла вперёд. За сплошной стеной из световых мошек совсем не просматривался двор и сад, будто и за окном всё превратилось в один большой экран. Алёна испуганно ощупала себя, руки и ноги точно налитые свинцом едва подчинялись ей. В абсолютной тишине она уловила громкий стук, спустя некоторое время раздался ещё один. Алёна не сразу сообразила: это стучит её сердце. Очень медленно и громко. Она дико испугалась и попыталась закричать. Вместо крика раздался протяжный затухающий стон. Пространство, заполненное светящимися мошками, дрогнуло, раздался хлопок, словно раздавили бумажный пакет. Перед глазами снова возникла комната с окном, за которым медленно падал снег. Алёна легла на кровать, ощущая усталость и панику. Что произошло с ней? Где она оказалась, не выходя из собственной комнаты? А главное, что там дальше, за этими мерцающими огоньками?

– Алёнушка, ты где? – послышался голос матери.

За окном уже стемнело. Она не заметила, как задремала.

– Тебе стало хуже? – заволновалась Марианна Авдеевна, появляясь на пороге комнаты.

– Мам, сколько раз просила не называй меня так, чувствую себя персонажем с картины. Я всего лишь нечаянно уснула.

Марианна включила свет, немного подозрительно оглядела дочь.

– Я привыкла так называть тебя, чудесное же имя. Выглядишь ты неважно, – она села рядом с дочерью, пощупала лоб. – Холодный.

Алёна досадливо отодвинулась.

– Я выздоровела. Можно идти в школу и так много пропустила.

Появление в классе похудевшей Алёны Юля Панова встретила без комментариев, лишь Маша Данилова не удержалась от реплики.

– Белая мышь стала совсем облезлой.

Алёна едва удостоила взглядом подпевалу из команды Юли, тихо, но так, чтобы она услышала, процедила:

– Я не прощаю обид. Ты ещё получишь своё за туфли.

– Дрожу от страха.

– А стоило б дрожать. – Алёна опустилась на своё место.

Диляра прошептала:

– Не обращай внимания, ты хорошо выглядишь.

– Ди, ты, как и моя мама, не можешь быть объективной.

Хотя Алёна самостоятельно занималась дома, одну из тем по алгебре не осилила и не смогла решить уравнения.

– Я хотел проверить, насколько ты отстала от программы, – заявил учитель. – Можешь остаться после уроков, объясню тебе тему.

Алёна, привыкшая справляться со всеми проблемами сама, не согласилась.

– Я разберусь.

Иван Евгеньевич хмыкнул:

– До чего ты упёртая Донская-Лазарева. Была бы честь предложена. Ну-ну попробуй сама. Или Анкитова попроси.

Захар Анкитов округлил глаза, Алёна за семь лет совместной учёбы едва перекинулась с ним парой фраз.

– Если захочет. Я готов помочь.

– Я сама.

– Она ни от кого не примет помощь, – едко произнёс Саша Арно. – Это означало бы признать, что она не самая умная в классе.

Учитель поднял брови.

– Даже так? Никто не может знать всё. Алёна, принимать помощь не зазорно. Ты ведь болела.

Алёна, заметив ухмылку Платовой, постаралась сдержать раздражение.

– Я подумаю. Но сначала попробую сама.

После уроков Диляра предложила зайти в чайную, ей не терпелось рассказать новости. Заведение, расположенное неподалёку от школы, принадлежало отцу Диляры, здесь к нескольким сортам чая подавались свежие пирожные, пироги и пирожки всех видов.

– Две недели назад у моей сестры состоялась помолвка, – Диляра взяла торжественную паузу, ожидая вопросы от Алёны.

Та откусила кусочек эклера и довольно равнодушно поинтересовалась:

– И что?