Пока страсть спит

— О Иисус, да потому что я люблю тебя, Англичанка! Разве это недостаточная причина, чтобы выйти за меня замуж и выпустить меня из той жалкой ситуации, в которую я себя сам загнал?

Он намеревался сделать свое признание в более торжественной обстановке. Но для Бет это было главным — услышать то, что она хотела: он любит ее!

Ее глаза наполнились такой огромной любовью к нему, которую она была вынуждена прятать до этого момента, что у Рафаэля от ее взгляда перехватило дыхание.

Немного ослабив руки, словно опасаясь теперь повредить ее нежное тело, колеблясь, будто бы боясь поверить в то, что было и так достаточно очевидным, он начал:

— Англичанка, ты…

Бет кивнула, импульсивно обняла его за шею и мягко прошептала:

— Я любила тебя с первого дня… — Тут глаза ее затуманились. — Любила и тогда, когда ты этого не заслуживал…

Она почувствовала, как его тело напряглось, он так обнял ее, что она почувствовала, как между ними появилась некая особенная, не изведанная ранее близость. Бет с радостью отдала ему свои губы, всю себя, ее руки остались обвитыми вокруг его шеи. Они были единым целым. Наступил момент, ради которого она жила всю жизнь — наконец ее романтический любовник, являвшийся в сновидениях, тот, кто охотился за ее думами, стал реальностью, ее собственной реальностью.., так же, как она всегда принадлежала только ему.

Но, к сожалению, они пребывали в реальном мире, и им еще предстояло преодолеть многое. Рафаэль прервал поцелуй и тихо сказал:

— Нам надо поговорить. Жалко тратить на это дорогое время, но мой дед поставил нас в малоприятное положение.

Глаза Рафаэля стали, как обычно, твердыми и жестокими, и он пояснил:

— Англичанка, я не должен позволить ему диктовать мне когда, где и на ком мне следует жениться. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой, но без какого-либо его вмешательства. Я всю жизнь ждал, когда ко мне придет любовь, и не позволю ему осквернить наши чистые чувства. Надеюсь, ты меня понимаешь?

Бет кивнула, действительно очень хорошо понимая, что он имеет в виду. Дон Фелипе был способен испортить все в их отношениях, и она просто тихо спросила:

— Ну, а что же мы будем делать?

— Если ты не возражаешь быть обвенчаной быстро и тихо, то мы можем это сделать уже завтра вечером в Сан-Антонио. А может быть, тебе хотелось бы дождаться больших торжеств? Ведь в первом случае не будет сотен гостей и огромных букетов.

Бет мягко улыбнулась ему:

— Я уже один раз прошла через это, и счастья не было. — Она приблизилась к нему и поцеловала его теплые губы:

— Рафаэль, мне нужен ты, мой муж, а не торжества по случаю выхода замуж.

Он чуть не застонал от избытка эмоций.

— Ты же знаешь, что и у меня были торжества, а жизни не было. Давай, связывая судьбу друг с другом, забудем о том, что было когда-то. То была не наша общая, а другая жизнь. — В его глазах появилась твердость. — Ты — моя! Я люблю тебя и ни с кем не хочу делить тебя, даже с воспоминаниями, особенно с воспоминаниями о другом мужчине!

— Замолчи, — попросила Бет, — когда-нибудь я расскажу тебе правду о Натане, только не сегодня. Сегодня — наша ночь, и никого постороннего нам не надо. Никого и ничего. Мы начинаем с сегодня.

Радостная улыбка осветила его лицо.

— Ты вдруг стала мудрее, моя голубка. У нас много в прошлом такого, о чем надо забыть, правда? Но есть и то, чего я забыть не могу.

Неожиданно сердце ее захолонуло:

— Что ты имеешь в виду?

Его лицо вновь стало приветливым, и он почти нежно сказал:

— То, как ты смотрела на меня на балу у Коста. Разве я могу забыть этот взгляд! Или сладость твоих губ, когда я их поцеловал впервые. Разве ты хочешь, чтобы я забыл об этом? Да я и не смог бы. Я не забуду и твое нагое тело там, в доме свиданий, из-за этого вот уже несколько лет я нахожусь в полубезумном состоянии.

Бет склонила голову ему на грудь и низким волнующим голосом произнесла:

— Наверное, как ты заметил, многое из прошлого мы не сможем забыть, а то и не захотим. Но…

Она замолчала и посмотрела на него, пытаясь понять, поверил ли он, что она оказалась в объятиях Лоренцо не по своей воле. Ей было так важно знать это, и она храбро задала самый важный для себя вопрос:

— Ты мне веришь, что я сказала полную правду про тот проклятый день?

Это был единственный вопрос, которого боялся Рафаэль. Он до сих пор не мог определить свое отношение к той ситуации. Но видя эти фиолетовые глаза перед собой, в чьей честности теперь он не мог сомневаться, видя эти нежные губы, он с легкостью ответил:

— Да, верю. Я не могу до сих пор понять, чего хотела добиться этим Консуэла, но я знаю тебя и, как бы ни была сильна моя ревность, я знаю, что ты по своей воле никогда не пошла бы на свидание с Лоренцо.

Его голос прервался от волнения и охрип, когда он добавил: