Пока течет река

Он выгреб из кармана желуди, и когда Мод начала их поедать, аккуратно и бережно прикасаясь пятачком к его ладони, как умеют лишь очень немногие свиньи, сердце его возликовало.

Между тем Лили продолжала тереть кулаками глаза, повторяя:

– Я этого не хотела. Я не знала!

Рита переводила взгляд с Лили на Армстронга, потом на свинью и вновь на Лили. С кого из них начать?

– Лили, о чем вы говорили, когда мы сюда подошли? Что такого вы сделали, сами того не желая?

Но Лили, словно ее не слыша, твердила свое:

– Я не знала! Я этого не знала!

Рите пришлось еще несколько раз повторить свой вопрос, прежде чем он дошел до ее сознания.

– Я уже рассказала об этом свинье, – прохныкала Лили. – Она говорит, что теперь я должна во всем сознаться пастору.

О сестрах и поросятах

Священник, в халате поверх ночной рубашки, впустил поздних гостей и предложил им сесть. Армстронг занял стул у стены, а Рита опустилась на диван.

– Я ни разу за все время не присаживалась в доме пастора, – сказала Лили. – Но я пришла сюда, чтобы сделать признание, и после того уже я никогда здесь не появлюсь, так что я, пожалуй, сяду.

И она неуверенно пристроилась на диван рядом с Ритой.

– Итак, в чем же вы собираетесь признаться? – спросил священник, при этом глядя на Риту.

– Это моя вина, – произнесла Лили. По пути сюда она беспрерывно рыдала, но в доме пастора ее голос зазвучал отчетливее, без всхлипов. – Я это сделала. Потому она появляется из реки и показывает на меня пальцем. Она знает, что это была я.

– Кто показывает на вас пальцем?

Рита вкратце рассказала пастору об иллюзионе в «Лебеде» и о цели, с какой они все это затеяли, а потом повернулась к Лили:

– Это был просто фокус, Лили. Мы не хотели вас напугать.

– Она часто приходила в Лачугу Корзинщика. Появлялась из реки и показывала на меня пальцем – она была настоящей, я это знаю, потому что с нее стекала вода и потом на полу оставались мокрые пятна. Но я не сознавалась, держала свое преступление в тайне, и тогда она пришла в «Лебедь», чтобы там указать на меня при всех. Она знает, что это сделала я.

– Но что именно вы сделали, Лили? – спросила Рита, садясь перед ней на корточки и беря ее за руки. – Скажите нам.

– Я ее утопила!

– Вы утопили Амелию Воган?

– Она не Амелия Воган! Это Анна!

– Вы утопили свою сестру?

Лили кивнула:

– Я ее утопила! И она не оставит меня в покое, покуда я во всем не сознаюсь.

– Понятно, – сказал священник. – Раз такое дело, сознавайтесь.

Сейчас, когда отступать уже было некуда, Лили вдруг успокоилась. Ее слезы высохли, и в голове прояснилось. С растрепанными волосами и широко раскрытыми голубыми глазами на худом лице, она в кои-то веки выглядела моложе своих лет. И здесь, в гостиной пастора, слабо освещенной свечами, она рассказала свою историю.

– Мне тогда было лет двенадцать. Или тринадцать. Я жила с мамой в Оксфорде, и с нами еще жили мой отчим и мой сводный брат. У меня была младшая сестренка, Анна. На заднем дворе мы держали поросят, откармливая их на продажу, да только отчим плохо за ними ухаживал, и они хворали. Моя сестра была худенькой и болезненной. Мы с мамой ее любили, но отчим был недоволен, когда она родилась. Он хотел второго сына. Для него только сыновья что-то значили. Он никогда не ел вместе со мной или с моей сестрой, брезгуя нашей пищей, и мы его боялись – как и наша мама, – а я старалась есть поменьше и подкармливала сестру из своей доли, потому что она была очень слабой. Но и это ей не помогало. Однажды, когда больная сестра лежала в постели, мама поручила мне за ней присматривать, а сама пошла в аптеку за лекарством. Я готовила ужин и прислушивалась, не кашляет ли сестра. У нее бывали приступы кашля. Отчим сердился, когда мама покупала лекарство, – говорил, что оно слишком дорогое, чтобы тратить его на девчонок. Я очень боялась его рассердить, и мама тоже. Ну и вот, она ушла в аптеку, а вскоре на кухню явился отчим с мешком, перевязанным бечевкой. Он сказал, что один из наших поросят умер, и велел мне отнести его на берег и бросить в реку. Ему лень было копать яму, чтобы его похоронить. Я сказала сводному брату, что должна приготовить ужин, и попросила его отнести мертвого поросенка к реке, но он сказал, что его отец вышибет из меня весь дух, если я не буду делать то, что мне велено. Пришлось идти. Мешок был тяжелым. У реки я опустила его на самый краешек обрыва, а потом столкнула в воду. И сразу пошла домой. Смотрю: на нашей улице толпа соседей, все шумят, прямо дым коромыслом. Ко мне подбежала мама.

«Где Анна? – спросила она. – Где твоя сестра?»

«В нашей спальне, – сказала я, а она расплакалась и спросила снова: – Где Анна? Почему ты не была с ней и куда ты уходила?»

Один из соседей видел, как я проносила мимо тяжелый мешок.

«Что было в том мешке?» – спросил он меня.

«Мертвый поросенок», – сказала я.

Но когда они начали спрашивать, где я его взяла и куда несла, у меня язык отнялся от испуга.

Соседские люди побежали к реке. Я хотела остаться с мамой, но она была очень сердита из-за того, что я не уследила за сестрой, и тогда я просто спряталась от всех.