Пока течет река

– Его куртку вы уже сняли?

– Да.

– Тогда пусть Джонатан проверит карманы.

Когда она вновь повернулась к столу, незнакомец был раздет догола, и только белый носовой платок на причинном месте служил защитой для его скромности и для репутации Риты.

Она вновь почувствовала на себе взгляды искоса.

– Джо, надо побрить его верхнюю губу как можно чище. Понятное дело, выйдет не очень, но ты уж постарайся. И бережнее в районе носа – он сломан.

Далее Рита приступила к осмотру. Сначала ощупала ступни, затем перешла к лодыжкам, голеням, икрам… Ее белые руки отчетливо выделялись на фоне смуглой обветренной кожи.

– А он явно не был домоседом, – заметил гравийщик.

Рита ощупывала кости, связки, мышцы, при этом стараясь не смотреть на голое тело, словно ее пальцы видели все даже лучше, чем ее глаза. Так она продвигалась без задержек, сразу определяя, что в данном месте все в порядке.

На правом бедре пальцы Риты начали обходить стороной белый платок – и вдруг остановились.

– Посветите здесь, пожалуйста.

По всему боку пациента тянулась глубокая ссадина. Рита смочила жидкостью из зеленой бутыли тряпицу и приложила ее к ране. Стоявшие вокруг мужчины сочувственно поморщились, однако пациент даже не шевельнулся.

Рука незнакомца, вытянутая вдоль бедра, распухла вдвое против нормального. Пятна крови чередовались на ней с участками бледной, как бы обесцвеченной кожи. Рита обтерла руку проспиртованной тряпицей, но некоторые пятна удалить не получилось даже с двух-трех попыток. Они скорее походили на чернильные кляксы, чем на синяки и засохшую кровь. Заинтересовавшись, она приподняла руку, чтобы рассмотреть пятна поближе.

– Он фотограф, – заявила она.

– Разрази меня гром! С чего ты взяла?

– Поглядите на его пальцы. Видите эти отметины? Они от нитрата серебра. Его используют при проявке фотографий.

Пока все остолбенело переваривали эту новость, она быстро осмотрела участки по периметру белого платка. Прощупала брюшную полость и убедилась в отсутствии внутренних повреждений, затем двинулась выше, выше, сопровождаемая светом ламп, пока платок не затерялся в тени, и теперь мужчины могли быть спокойны: Рита вернулась в рамки приличий.

Частично сбритая густая борода не сделала облик незнакомца менее отталкивающим. Изуродованный нос стал еще заметнее, а рваная рана от губы до щеки выглядела в десять раз хуже, когда ее полностью открыли для обзора. Глаза, обычно в первую очередь оживляющие лицо человека, скрылись под отекшими веками. На лбу вздулась кровавая шишка; Рита извлекла из нее щепки чего-то похожего на темное дерево, промыла ранку и после этого переключила внимание на рассеченную губу.

Марго подала ей иглу с нитью, предварительно простерилизовав их спиртным. Рита проткнула кожу иглой, и в этот момент огонек свечи задрожал в чьей-то нетвердой руке.

– Все, кому трудно стоять, присядьте, – распорядилась она. – Хватит мне одного пациента.

Но никто не пожелал садиться и тем выказывать свою слабость.

Рита сделала три аккуратных стежка, протягивая нить через края раны. Некоторые мужчины отворачивались, а другие смотрели не отрываясь, как завороженные. Шутка сказать: человеческое лицо сшивали, словно какой-нибудь порванный воротник.

Когда с этим было покончено, раздался дружный вздох облегчения.

Рита критически оглядела свою работу.

– Теперь он смотрится получше, – признал один из речников. – Хотя, может статься, мы просто притерпелись к его виду.

– Хм… – произнесла Рита с сомнением.

Она потянулась к лицу незнакомца, зажала его нос между большим и указательным пальцем и резко повернула. Раздался неприятный хрустяще-хлюпающий звук смещаемых костей и хряща – и тут же пламя свечи отчаянно заметалось из стороны в сторону.

– Держите его, быстрее! – вскричала Рита, и во второй раз за эту ночь паре проворных батраков пришлось подхватывать падающего человека – теперь это был гравийщик, у которого подкосились ноги.

При этом свечи всех троих упали на пол и погасли, так что финал этой сцены скрылся в полумраке.

– Нелегкая выдалась ночка, чего уж там, – проворчала Марго, когда свечи были подняты и зажжены вновь. – Думаю, будет лучше перенести этого бедолагу в постоялую комнату.

В былые времена, когда Рэдкотский мост был единственной переправой через реку на протяжении многих миль, делавшие крюк путники регулярно останавливались на ночлег в «Лебеде»; и хотя те времена канули в Лету, а спальня в конце коридора давно уже не видела постояльцев, ее по старой привычке называли «постоялой комнатой». Рита проследила за перемещением пациента, которого уложили на кровать и накрыли одеялом.

– Перед уходом я бы взглянула на девочку, – сказала она.

– Хочешь помолиться за упокой несчастного дитя? Дело хорошее.

В понимании местных жителей Рита не только была первостатейной лекаршей, но и – с учетом ее монастырского прошлого – при случае вполне могла бы подменить приходского священника.

– Вот ключ. И прихвати фонарь.

Надев шляпу и пальто, Рита обмотала низ лица шарфом, покинула трактир и направилась к флигелю.