Он прошелся по главной улице Бамптона, надеясь просто наткнуться на Бена, как случилось в его прошлый приезд. Но мальчика не оказалось ни на травяном бугорке, где он ранее играл в марблы, ни в лавке мясника, куда Армстронг мимоходом бросил взгляд через окно, ни где-либо на улице. Обследовав все боковые аллеи и заглянув в окна всех торговых заведений, Армстронг наконец остановил мальчишку-рассыльного из бакалеи, с виду ровесника Бена, и справился насчет последнего.
– Он удрал из дома, – сообщил мальчишка.
– Когда это случилось?
– Несколько недель назад. Его папаша так его отдубасил, что на Бене живого места не было. И на другой день он дал деру.
– Не знаешь, куда он мог пойти?
– Вроде на какую-то ферму в Келмскотте. Он как-то раз похвастался, что тамошний богач обещал ему хорошую работу. Мол, хлеба и меда навалом, свое место для ночлега и плата на руки по пятницам. – В голосе мальчишки слышалась зависть, да оно и понятно: не каждому так подфартит. – Только я ему все равно не поверил.
Армстронг дал ему монету и направился к мяснику. Там за прилавком стоял молодой человек, орудуя увесистым, потемневшим от крови ножом. Он разделывал филейную часть свиньи на рубленые котлеты и, услышав звук дверного колокольчика, поднял голову. Он очень походил на Бена чертами лица, но только не его угрюмым выражением.
– Что нужно?
Армстронг привык к проявлениям враждебности и научился с ходу определять ее степень в каждом встречном. Чаще всего люди выказывали ее в отрывисто-грубых обращениях к необычным чужакам вроде него. Это чувствовалось сразу, и те, кто с этим сталкивался, обычно отвечали грубостью на грубость. Но ему во многих случаях удавалось обезоружить собеседника, отвечая вежливо и дружелюбно. Глаза велели этим людям опасаться Армстронга, но их уши получали утешающий сигнал. Однако имелись и такие, кто каждый день ходил как бы закованным в броню и был готов обнажить меч против кого угодно. Для них враждебным был весь окружающий мир. С подобной антипатией он справиться не мог и именно ее встретил здесь. Посему он даже не попытался войти в доверие к этому парню, а просто сказал:
– Я ищу вашего брата Бена. Вы не знаете, где он?
– Зачем он вам? Что он натворил?
– Ничего, насколько мне известно. У меня есть для него работа.
Из арочного проема в глубине лавки донесся более взрослый голос:
– Этот малец ни на что не годен, кроме как проедать доходы.
Речь звучала так, будто рот говорившего был набит едой.
Армстронг пригнулся, чтобы через проем заглянуть в заднюю комнату. Там в замызганном кресле восседал человек примерно его возраста. На столе рядом с ним лежали булка хлеба и большой кусок ветчины с несколькими отрезанными ломтями. Щеки мясника были розовыми и жирными под стать ветчине. На краю пепельницы лежала трубка. Стоявший тут же стакан был наполовину заполнен некой жидкостью, а откупоренная бутылка с этим же напитком покоилась на колене мужчины, надежно подпираемая округлым брюшком.
– Есть идеи, куда он мог уйти? – спросил Армстронг.
– Да плевать я хотел на этого ленивого гаденыша!
Мужчина подцепил вилкой очередной ломоть ветчины и целиком запихнул его себе в рот.
Армстронг уже было направился к выходу, но тут в заднюю комнату шаркающей походкой вошла сухонькая женщина с метлой в руках. Он шагнул в сторону, пропуская ее из комнаты в лавку, где она начала подметать пол. Голову она держала так низко, что Армстронг не смог разглядеть ее лицо.
– Прошу прощения, мэм…
Она подняла голову и оказалась моложе, чем он сначала решил, судя по ее замедленным движениям. Глаза ее нервно бегали.
– Я ищу Бена, вашего сына.
Эти слова не вызвали у нее никакой реакции.
– Как по-вашему, где он может быть сейчас?
Она лишь вяло шевельнула головой, как будто не в силах выдавить из себя хоть слово.
Армстронг вздохнул:
– Что ж… спасибо.
Он был рад вновь очутиться на свежем воздухе.
Армстронг напоил свою лошадь в ближайшей конюшне и, ведя ее в поводу, спустился к реке. На этом участке Темза была прямой и широкой, а ее гладкая поверхность создавала впечатление неподвижной монолитной массы, пока вы не бросали туда что-нибудь – веточку или огрызок яблока, – чтобы увидеть, с какой мощной скоростью река унесет этот предмет. Усевшись на поваленное дерево неподалеку от моста, он развернул свой обед и приступил к еде. Мясо было вкусным, как и хлеб, однако вид обжоры-мясника лишил его аппетита. Он покрошил хлеб и раскидал его вокруг для тотчас слетевшихся птиц, а потом долго сидел, не шевелясь и глядя на воду. В окружении дроздов и малиновок он размышлял о неудачах этого дня.