Пока цветет жасмин (СИ)

— Тебе даже нечего мне ответить, Люцифер! Ты даже меня сюда перенес, потому что это твоя очередная капризная идейка младенца, твое детское желание. Желание просто поиграть. Для тебя весь мир — большая игрушка. Ты просто обиженный Отцом ангелок, который из-за своих детских капризов хочет устроить Апокалипсис на Земле и истребить человечество.

С болью и обидой в глазах неожиданно для себя Светоносный развернулся и, насколько был способен, ударил девушку. Не ожидая такого, перепуганная Палами отлетела к стене и больно ударилась. Её щека горела, а из уголка губы текла кровь. Она потрогала ударенную, уже красную щеку и посмотрела на свою руку. Та уже была в крови. После поступка Люцифера, Пройс стала дрожать и залилась плачем. Горькие слезы капали на холодный пол в коридоре и текли по красному от удара лицу. Палами понимала, она сама виновата. Только сейчас девица поняла, что сказала и в случившемся винила только саму себя.

“Он меня ударил! Заслужила!” — пронеслось в голове.

— А теперь слушай сюда, Палами, — фыркнул Люцифер, наклонившись к плачущей девушке. Он схватил ту за волосы, больно их сжал, а затем продолжил: — Я не позволю так говорить о себе или о своей семье. Никто не смеет трогать мою семью. Никому это не позволено, даже тебе. Ты ничего не знаешь, а смеешь говорить что-то.

Светоносный взял себя в руки и отпустил демоншу. Та, на корточках, отползла от архангела и забилась в угол, а Падший тем временем дополнял свою речь:

— Я был изгнан из Рая за презрение к человеческой расе. Да, ты права, дорогуша. Я прекрасно знал мерзкую природу людишек. Этих маленьких лысых обезьянок, этих таракашек. Я знал, что люди жестокие, кровожадные, порочные. И тогда я сказал: “Отец, я не хочу преклонять колени перед этими людьми, ибо они хуже нас, хуже ангелов”. И за это Бог приказал Михаилу в Ад свергнуть меня. Теперь скажи мне, Палами, действительно ли наказание соответствует преступлению? Особенно, когда я был прав? Знаешь, мне больно, что Отец не хотел понять одну простую вещь: я не хотел и не хочу служить людям! Заставлять меня служить низшему существу, это как заставлять святого служить греху. Несправедливо. А потом ещё изгнать и предать. Ладно, думай над моими словами, дорогая.

Он только усмехнулся и, даже не глянув в сторону ревущей Палами, направился в гостиную.

***

Двадцать минут Пройс просидела в углу коридора, пытаясь себя успокоить. Она все ещё дрожала, а её щека опухла. Из глаз всё ещё лились слезы. В этот момент она даже забыла, что демоны не должны проявлять чувства. Палами забыла, чему её учил Аластар. А ведь он учил, что демон не должен проявлять слабости, он не должен проявлять эмоции… Но ведь порой нужно проявлять эти эмоции. Порой, даже демоны способны на слезы. Вы когда-нибудь видели, как плачет демон? Но Палами плакала, даже забыв, кем является. Из глаз лились слезы, и девушка рассуждала о своем поступке. Она рассуждала и о мотиве поступка Люцифера. А ведь он прав, что ударил её. Он прав. Она затронула самое дорогое и самое сокровенное, самое больное для архангела — семью, и ещё легко отделалась. Палами понимала: заслужила.

— Прекрати реветь, карамелька, — послышался за её спиной веселый голос.

Пройс медленно подняла заплаканные и опухшие глаза и посмотрела на гостя. Пред нею стоял архангел Гавриил и кушал, как всегда, большую шоколадную конфету. Сладкоежка был весел и улыбчив. Дожевав шоколадную конфету и достав ещё одну, архангел присел возле Палами.

— Он. Меня. Ударил. — Четко, проговаривая каждое слово произнесла она и снова попятилась назад. — Не подходи ко мне… Ты такой же как и он! Вы все, архангелы, такие!

На пламенную, истерическую речь Палами Гавриил отреагировал спокойно. Он положил в рот вторую конфету и внимательно посмотрел на собеседницу.

— Я знаю, — спокойно начал он, держа за щекой шоколадную конфету. — Я поговорю с Люси, но ведь ты тут тоже не права. Он не прав, что тронул девушку, ты не права, что тронула нашего Отца. Это очень больная тема для Люцифера, а ты её затронула. Прекрати реветь уже!

— Я не хотела… Я не знаю, что на меня нашло. Как будто бес вселился! Я не хотела такое ему говорить. Я не понимаю. Я не хотела, — дрожащим голосом начала оправдываться девица и опустила голову. — Язык был сильнее разума, и я не знаю, что на меня нашло, — дополнила она, сильнее потупив взгляд.

Габриэль только вздохнул и нерешительно подошел к заплаканной демонше. Он поднял её за подбородок и внимательно посмотрел в карие глаза.

— Извинись перед Люси. А он извинится перед тобой. Вам нужно поговорить, — задумчиво посоветовал сладкоежка и неожиданно для себя прижал Пройс к себе. Он стал гладить перепуганную Палами по волосам и шептать успокоительные слова: — Тише! Никто тебя уже не обидит. Вы друг друга стоите. На ночь глядя разругались, дошло до драки. Как дети малые.