Пока ты моя

Я смеюсь, но это напоминает смех слабоумной. Так и слышу слова своей матери из могилы: «Ну и ну, она не замужем, у нее нет детей! А ведь я говорила…» Тут у меня вырывается еще один слабый смешок — просто чтобы немного остыть и разрядить обстановку. Мне почему-то хочется, чтобы Пип — кто угодно, хоть кто-нибудь — почувствовала мою боль, но я не должна позволять этому желанию разрушить все. Последнее, что мне сейчас нужно, — это чтобы Пип сказала Клаудии, что я какая-то там одержимая детьми психичка. Тогда Клаудия вышвырнет меня в мгновение ока. Тут же вылечу отсюда, можно не сомневаться. Я перевожу дыхание.

— Но все в порядке. Мне посчастливилось работать с детьми. — И я снова смеюсь. На сей раз мои слова звучат убедительнее.

— Рада это слышать, — отзывается Пип со вздохом, который явно означает облегчение.

Наконец-то этот разговор закончен — точка.

— Мамочка, Ноа сломал Барби, — жалуется Лилли, протягивая матери искореженную голую куклу.

— Ой, ну надо же! — сокрушается Пип, искоса глядя на меня, словно это почему-то моя вина. — Дай-ка посмотреть.

— Ноа, — окликаю я с наигранной надменностью, — зачем ты это сделал?

На самом деле я с трудом удерживаюсь от желания погладить его по голове и похвалить: «Молодец, отлично сработано!»

— Потому что Барби — глупая и ненастоящая, — отвечает он, эхом повторяя мои собственные мысли.

— Это нельзя считать веским доводом, позволяющим ломать чужую куклу, — объясняю я мальчику. — Что ты скажешь Лилли?

Ноа пожимает плечами. Он кусает губу, пока из той не начинает идти кровь.

— Попроси прощения, — подсказываю я ему.

— Она не сломана, — говорит Пип, отдавая Лилли починенную куклу. — Просто немного искривилась.

Дети уходят с кухни, и я наблюдаю, как глаза Ноа внимательно следят за Лилли и немного перекошенной Барби. Не сомневаюсь, он попытается довершить свое темное дело. Я понимаю, что Ноа напоминает меня: не может жить спокойно, так и тянет нарваться на неприятности.

Когда Пип наконец-то уходит, волоча за собой насупившуюся Лилли и обещая устраивать такие совместные детские игры каждую неделю, я решаю приготовить мальчикам ужин. Обещала ведь домашний суп, не так ли?

Заглянув в гостиную, я вижу, что близнецы буквально приклеились к каким-то мультикам или чему-то в этом роде. Приглядевшись, понимаю, что Оскар на самом деле спит в кресле: перевалился через подлокотник, а изо рта тонкой струйкой прямо на обивку стекает слюна. Ноа бросает на меня ленивый взор — между нами явно установилась некая негласная связь — и опять утыкается в телевизор, не говоря ни слова.

Тихо закрываю дверь и хватаю пальто, кошелек и ключи. Вылетев на верхнюю ступеньку лестницы, прочесываю глазами улицу — слева и справа. Вокруг — ни души, никого, кто обратил бы на меня хоть какое-то внимание. Отсюда я почти могу разглядеть свою цель и, вобрав в легкие больше воздуха, бросаюсь вниз по лестнице и выбегаю через парадные ворота. Не останавливаясь, несусь к магазинчику на углу, покупаю все, что мне требуется, — ругая про себя какую-то стоящую впереди старуху, которая медленно отсчитывает мелочь по одному с трудом накопленному пенсу, — и, прежде чем осознаю это, я уже снова оказываюсь в прихожей, срывая с себя пальто. Пытаясь восстановить сбившееся дыхание, опять заглядываю в гостиную. Мальчики все так же благополучно сидят на своих местах, но тут адреналин пронзает мое тело, и перед глазами все расплывается. Метнувшаяся к дверному косяку рука поддерживает меня, не давая упасть.

— Джеймс, — машинально приветствую я. И вымучиваю из себя улыбку, которая тут же скрывается под сковывающим лицо выражением шока.

— Зои, — отзывается Джеймс, и у меня остается меньше секунды, чтобы решить, сердится ли он, знает ли он, что я оставила его сыновей одних. — Как прошел ваш день?

— Превосходно, — отвечаю я, все еще сомневаясь и проклиная себя за то, что понятия не имею, как готовить суп.

— Вы, похоже, замерзли, — замечает Джеймс, разгибаясь и потягиваясь.

— Я только что выбросила мусор в контейнер, — объясняю я, вознося про себя благодарственную молитву за то, что действительно чуть раньше сделала эту неприятную домашнюю работу и теперь у меня хватило присутствия духа, чтобы вспомнить об этом. Набитое доверху мусорное ведро на кухне выдало бы меня с головой. Я подальше отодвигаю ногой стоящий на полу полиэтиленовый пакет из магазина, хотя мне не стоит беспокоиться: Джеймс плюхается на диван, приобнимая за плечи сыновей.

— Отлично! — неловко бросает он. Теперь, когда Оскар проснулся, Джеймсу гораздо интереснее болтать со своим сонным сыном, чем заботиться о моих делах.

— Что ж, тогда я начинаю готовить ужин, — сообщаю я и удаляюсь на кухню.

— Пахнет божественно! — восхищается Клаудия.

Она выглядит уставшей и напряженной, но пытается скрыть это под маской веселости, основательно приклеившейся к ее лицу. Не думаю, что сейчас, когда я все еще нахожусь здесь, она чувствует себя полностью в своей тарелке. Ей стоит понять, что это — вынужденная необходимость для нас обеих.

— Это — суп, — с гордостью объясняю я.