Пока ты не спишь

– Почти на сто процентов. Кстати, это и к нам относится. Психологи называют такую память эпизодической, или автобиографической. Наша взрослая память практически целиком состоит из непрямых воспоминаний: фотографий, рассказов, фильмов. Что-то вроде арабского телефона: воспоминания о воспоминаниях о воспоминаниях. Человек уверен, что во всех деталях помнит, как провел каникулы тридцать лет назад, помнит каждый день, каждый пейзаж, каждую эмоцию. На самом же деле это всего лишь картинки, всегда одни и те же, которые он отобрал и выстроил, отталкиваясь от сугубо личных критериев, – наподобие камеры, снимающей с одного ракурса одну часть декорации. Тот же принцип действует в отношении первого падения с велосипеда, первого поцелуя, криков радости после объявления результатов экзамена на степень бакалавра. Ваш мозг тасует воспоминания и удерживает лишь то, что важно и интересно. Если бы мы могли отмотать время назад, увидели бы, что реальные факты имеют мало общего с воспоминаниями. Какая была погода? Что вы делали до, после? Кто там был, кроме вас? Нет ответов. Остались только вспышки – озарения!

Марианна все время посматривала через плечо психолога на коллег, фланировавших по коридору с сэндвичами и стаканчиками кофе. Значит, Тимо Солер с профессором Ларошелем не связывался.

– Я далеко не все поняла, господин Драгонман, – сказала она, – но готова верить на слово. Давайте вернемся к детям. В какой момент появляются воспоминания, сохраняющиеся на всю оставшуюся жизнь?

– Трудно сказать. Некоторые люди свято верят, что помнят события, пережитые в два-три года, однако речь идет о воспоминаниях «с чужих слов», или реконструированных воспоминаниях. Это относится к приемным детям, особенно к усыновленным в других странах: им трудно отделить реальные воспоминания от тех, что основаны на рассказах взрослых, или тех, которые они себе нафантазировали. Канадские исследователи выяснили, что приемные дети, узнавшие об усыновлении в самом раннем возрасте, свято верят, что помнят свою «первую жизнь». У тех, для кого усыновление осталось тайной, подобных «воспоминаний» нет.

Психолог опустил глаза на рисунки Малона Мулена, помолчал и продолжил:

– Подведем итог, майор. У большинства из нас не существует практически ни одного непосредственного воспоминания о том, что было пережито в четыре-пять лет. Вы никогда не забудете того, что происходило в первые шестьдесят месяцев жизни ваших детей. Будете с умилением вспоминать, как водили их в зоопарк, возили к морю, рассказывали сказки, праздновали дни рождения и Новый год, словно это случилось вчера. Вы – но не они!

Марианна бросила на психолога изумленный взгляд, как будто он только что высказал жутко еретическую мысль.

– Но ведь педиатры утверждают, что основы личности закладываются до четырех лет…

Василе Драгонман улыбнулся: он заманил майора куда хотел.

– И они правы! Первые годы – самые важные. А если верить психогенеалогическим[7] теориям и трансгенерационным бредням[8], эти самые «основы» начинают формироваться в период внутриутробного развития. Ценности, вкусы, личность… Все творится в первые годы жизни и запечатлевается навсегда! Все – только не непосредственная память о фактах! Поразительно, парадоксально, не так ли? Наша жизнь управляется событиями, актами насилия и проявлениями любви, подтверждения которым мы не имеем. Этакий черный ящик, ключ от которого потерян навек.

– И воспоминания хранятся в этом самом ящике? – спросила Марианна, пытаясь осознать услышанное.

– Да… По сути своей это довольно простой механизм. Пока речь не освоена, мысль развивается через образы – как и память. С психоаналитической точки зрения это означает, что воспоминания могут храниться только в подсознании, а не в сознании и не в предсознании.

Майор Огресс сделала большие глаза, желая показать, что запуталась. Психолог подался вперед и принялся терпеливо объяснять:

– Иными словами, в памяти маленького ребенка, который вроде бы все забыл, обязательно остаются следы! Это так называемая сенсорная, или сенсорно-моторная память. Она выражается в смутных эмоциях, впечатлениях, ощущениях. Классический пример: мальчик, которому сделали обрезание в возрасте трех месяцев, до десяти лет ужасно боится больницы, ее запахов и звуков, не понимая природы этого страха и даже не зная, что уже бывал там. На нашем «птичьем», профессиональном языке такую подсознательную травматическую память называют фантомной.

Марианна все больше увлекалась разговором, и не только потому, что ореховые глаза психолога загорались азартом, как только он начинал излагать очередную теорию. Она упивалась ситуацией, как сверхмотивированная студентка. Ей казалось, что она плывет к незнакомому материку или девственному острову, населенному маленькими дикарями «от нуля до четырех», которых можно воспитывать и формировать по образу и подобию родителей. Мечта любой мамаши!