Пока ты не спишь

Он отдал приказ властным, но спокойным тоном, вошел в дом и закрыл за собой дверь. Аманда неподвижно стояла в глубине разгромленной комнаты. Женщина показалась Зерде трогательной, почти желанной. Жизнь ее не баловала, но она все равно так не хочет умирать, что даже попыталась соблазнить своего убийцу. Бедняжка почти красива с этим молящим, как у побитой собаки, взглядом.

Делай со мной что хочешь, только ребенка моего не трогай.

Полное самоотречение… Доведется ли ему еще хоть раз встретить столь же абсолютную покорность? Конечно нет, ни одна баба не способна на такое, как ее ни пытай.

Любовь к ребенку – вот что возвышает женщин. Но она же делает их уязвимыми и предсказуемыми.

Зерда шагнул вперед, предварительно убедившись, что Малон по-прежнему сидит на лестнице, играет со своей крысой и мечтает о пиратах. Руку с пистолетом он держал за спиной.

У него еще будут женщины – даже если придется покупать их ласки.

Любовь к деньгам тоже возвышает женщин. Других. В другом месте.

Он снял оружие с предохранителя.

– Я не сделаю ему ничего плохого, Аманда. С его головы даже волос не упадет, обещаю тебе.

Он закончит дело достойно. Чисто. Быстро. Она не успеет ничего понять. Ее не судили и не приговаривали к смертной казни через расстрел: «Готовсь! Целься! Пли!» Аманда – «хлебная крошка» на его пути Мальчика-с-пальчик.

Сделать дело и смыться.

– Я знаю, Алексис, – ответила Аманда. – Знаю, что ты не тронешь этого малыша.

Она улыбалась. Зерда почувствовал облегчение. Хорошо, что она так это воспринимает.

Воспринимает что? Свою смерть? Убийство?

Он не успел решить, что именно.

– Не тронешь, потому что не успеешь.

Аманда выстрелила. Четыре раза.

Две пули попали Зерде в грудь, третья прошила плечо, четвертая ударила в фанерную стену, в метре справа.

Он упал, не успев ни среагировать, ни что-либо понять.

Мгновенная смерть.

Дальше Аманда действовала на автопилоте, составляя в уме список действий, как поступала каждый день, обдумывая многочисленные домашние дела. Спрятать в правый карман револьвер. Она выбросит его в море, как только окажется на улице. Сунуть в левый билеты на самолет. Это программа минимум.

Отвлечь внимание, как сделал бы Зерда, – программа максимум. Запутать следы. Чтобы полицейские провозились тут как можно дольше.

А потом бежать.

* * *

– Я устал, Мама-да…

Они не преодолели и четверти пути наверх. Аманда потянула Малона за руку. Еще одна ступенька – из трехсот оставшихся. Ветер легонько подталкивал их в спину.

– Мама-да, я хочу отдохнуть, хочу вернуться в дом, мой дом на берегу моря. Хочу подождать маму.

Аманда молча дернула сына за руку. Следующая ступенька.

298

– Мы уже долго идем, слишком высоко!

297

– Пусти меня! Руку больно!

296

– Я тебя не люблю. Я только маму люблю. Хочу к маме!!! ХОЧУ К МОЕЙ МАМЕ.

296

Аманда внезапно разжала пальцы и вырвала у него игрушку. Ее холодная ярость так напугала Малона, что он не издал ни звука.

Она размахнулась и зашвырнула Гути так далеко, как смогла. Он ударился о землю, отскочил к голым ветвям орешника и повис на колючках ежевичника – головой вниз, с разведенными лапками.

Гути!

Онемевший Малон смотрел на плюшевого любимца сквозь пелену слез.

Аманда твердой рукой ухватила пять маленьких пальчиков – как будто прихлопнула за один раз пять муравьев или гадких мошек. И произнесла три слова – всего три! – через долгие паузы, а ветер отнес их к скале, чтобы отзывались эхом, пока они не окажутся на верхней ступеньке:

– Я – твоя мама!

III. Анжелика

Пятница День любви

61

Аэропорт Гавр-Октевиль,

пятница, 6 ноября 2015, 15:20

Анжелика совсем измучилась. Сохранять позу, в которой она находилась, было невыносимо трудно. Бедра, ягодицы и спина опирались на картонные коробки, грозившие обрушиться от малейшего движения подобно карточному домику.

Она должна сохранять равновесие, как акробат на проволоке, натянутой над пустотой. При малейшем шорохе Анжелика упиралась ладонями в стены, чтобы перераспределить вес.

Вслепую. Канатная плясунья с завязанными глазами – это придает номеру остроту…

Она готова терпеть хоть до скончания века. Ноги затекли, пальцы онемели? И что с того? Тимо уже трое суток теряет кровь, ему точно хуже, чем ей. Воняет аммиаком, лавандой и дерьмом? Какие мы нежные! От Тимо уже три дня исходит запах смерти, и ты прижималась к любимому, чтобы заглушить его, так что…

Нужно выдержать еще несколько бесконечных минут. Здесь, в этом сортире. Как Тимо, запертый в машине на парковке.

Светящийся циферблат ее часов показывал 15:23.

Она вызовет «скорую», как только окажется в безопасности.

Чьи-то шаги. Двери открылись, закрылись, хлопнули. Ни слов, ни смеха, ни музыки – только шум, шорохи и вздохи. Затаить дыхание, замереть – на всякий случай, мало ли что… Никто не знает, что она здесь, и все-таки…