Пока ты пытался стать богом… Мучительный путь нарцисса

Но самое ужасное не в этом. А в том, что мне не дают просто ждать. Наоборот, все ждут чего-то от меня. Все вокруг напряженно сверлят мою спину ожиданием, вопрошают взглядом: “Ну, когда же ты нас поразишь? Ну докажи нам, что гениален! Не сиди на месте! Двигайся вперед. Ты не имеешь права закисать и мрачнеть. Тебе непременно надо что-то сделать!” И вот это по-настоящему невыносимо. Потому что я начинаю их слушаться: пытаюсь что-то делать, пыжусь, давлюсь, изображаю – и от этого становлюсь сам себе яростно ненавистен, и презрение к самому себе окончательно прибивает меня к земле. Но что-то мешает сказать им: “Прекратите на меня так смотреть!” Что-то… Наверное, стыд и омерзительное ощущение их правоты…»

Итак, вернемся к Королеве. Она не любила проигрывать. Одного провала в жизни ей было более чем достаточно, она не могла допустить еще одного. В какой-то момент, видимо, отчаявшись заполучить темнеющую душу сына, она стала заглядываться на внучек, что привело к кардинальной смене тактики. Королева стала наезжать в Бутово с неофициальными визитами. Визиты наносились без предупреждения, вызывая в Валюшкином гостеприимном сердце два взаимоисключающих друг друга состояния: жуткий переполох и глубокую кому. Валюшка не оставляла безнадежных попыток понравиться свекрови. В ее понимании родные люди должны быть действительно родными и близкими, и если это не получается осуществить, значит, ей, Валюшке, надо еще больше стараться.

Снежная по-прежнему игнорировала невесткины хлопоты, была суховата с сыном, который то злился, то заискивал, то шутил, добиваясь ее улыбки, то пытался хвалиться редкими журналистскими успехами, чем вызывал у нее гримасу воспитательницы, перед которой дети хвастаются своими куличиками из песка. Ее интересовало только одно: Ромкина старшая дочь Елизавета, именно так – с претензией на имя императрицы, стала почти сразу ее называть Королева.

Лиза в раннем детстве была тоненькой и хрупкой, но теперь она уже налилась подростковыми соками и приобрела некоторую стать. На императрицу она, конечно, пока еще не тянула, но задатки, несомненно, были. Лучшая в классе, она успевала не только ездить из Бутова в престижную школу, но и учиться в музыкалке, а также брать уроки живописи у обедневшего художника Германа Харитоновича из соседнего подъезда. У Лизки, начиная с пятого класса, отбоя не было от поклонников. Отцовские карие глаза и ямочки на щеках, статная материнская фигура – от всего этого перевернулось не одно мальчишечье сердце. Елизавета, как будущая императрица, обладала многими талантами: с математикой была в глубоко уважаемых отношениях, физику нежно любила, английским владела свободно, писала лучше всех в классе сочинения, прекрасно пела, и любая консерватория радостно открыла бы ей свои объятия… Прибавьте к этому прекрасную внутреннюю дисциплину, способность к тому, чтобы организовать что угодно и провести это на достойном уровне, умение непринужденно, без особых усилий подчинять себе людей, вполне доброе сердце и неисчерпаемый творческий заряд. Вы поймете, что этой девушке в ее шестнадцать можно было бы идти не в институт, а сразу в министры. И наша Королева, не любящая поражений, это очень быстро уловила: Елизавета стала единственным и главным кандидатом на ее имперские ожидания и снежное наследство.

Роман, конечно, достаточно быстро разгадал этот нехитрый маневр и в который раз самозабвенно погрузился в очередную депрессию. Все силы в нем опять, как и прежде, совершенно неосознанно уходили на извечный внутренний конфликт: он всегда мечтал, чтобы мать с ее королевскими ожиданиями оставила его в покое, но когда это произошло, он вдруг ощутил чудовищную пустоту и свою ничтожность. Он всегда так старался завоевать хоть каплю ее уважения! Одновременно он ненавидел ее за те критерии, по которым она оценивала людей: статус и деньги – два бога, служению которым она отдавала себя и посвящала жизнь. Ромка был нескончаемо далек от этого пантеона. Наверное, он очень хотел бы хоть раз почувствовать ее любовь, но к сорока годам, отчаявшись, похоже, уже готов был согласиться хотя бы на признание, но и это было невозможно…