Пока варилась каша

Так Мэгги и загнила бы в этой атмосфере — и она уже вполне успешно начала загнивать, то есть в свободное от занятий время валялась на кровати, тупо пялясь в потолок и даже не включая кибер-куб на предмет подсоединиться к игровому серверу, — если бы однажды не встретила ушастого пацана по имени Зах. Так он представился: Зах, или Зак — с артикуляцией у ушастого было неважно — слова иногда вылетали из него слишком быстро и оттого налипали друг на друга. Мэгги как раз тусовалась у так называемой вакуумной — хотела с тоски покувыркаться с часик в невесомости, да там, как назло, резвилась Сюзи (и ее прихлебалы), как вдруг увидела на широком стекле, за которым ввиду вечера царил белесый сумрак, длинный лопоухий силуэт, повернулась — а за спиной стоит он, этот самый Зах, во всей красе: тощий, нескладный, руки в карманах широких черных и длинных, ниже колена, шорт с кучей шнурков и ремешков, на пронзительно зеленой майке надпись «Пигуфака»,[4] рожа круглая, довольная, зубы через один, уши как локаторы, нос ма-а-асенький, курносый — просто подарок какой-то. «Хай! — дружелюбно заявил подарок. — Трешься? Я Зах(к), нейбор ваш». — «Хай, — отвечала Мэгги. — Так, шпацирю». Зах шагнул к вакуумной, глянул в стекло и хитро мигнул. «Не, трешься. Ждешь, как те сифы сбэкают». Мэгги ему ничего не ответила, отвернулась — еще тоскливее стало из-за проницательности ушастого хмыря. «Поизай, — внезапно с искренним сочувствием в голосе хлопнул ее по плечу Зах. — Дубанем зулы? У меня хаоцзильная». Зулы Мэгги еще ни разу дубануть не выпадало, и она с интересом покосилась на Заха.

Через некоторое время они уже сидели в самом темном и укромном уголке местного псевдосада и увлеченно дубили зулу — один косяк на двоих. Зах оказался удивительно компанейским и простым в общении парнем, а может, тому способствовала впервые попробованная зула — да, скорее всего, именно она, — но уже после третьей затяжки Мэгги начала идиотически-радостно прихихикивать, жизнь сделалась легкой и удивительно приятной, а ушастый Зах показался давно знакомым, надежным приятелем. Более опытный в обращении с зулой Зах старательно зажимал Мэгги рот холодной ладонью, когда та начинала ржать в полный голос, и так они безмятежно колбасились среди цветущих полей иллюзорной, брызжущей жизнью Земли почти до полуночи — до тех пор, пока благословенная зула не иссякла и не зашуршали своими прибамбасами механические уборщики.

С тех пор Зах взял привычку наведываться в блок к Мэгги — ему уже сделали коррекцию, и, как совершеннолетний гражданин, он совершенно спокойно покидал соседний, на том же уровне, интернат для мальчиков. Мэгги — Зах звал ее Мэг — обрела в нем верного и всегда жизнерадостного друга, а Зах, неосознанно лелея свое юное либидо, испытывал искреннее удовольствие от расположения столь красивой девочки — да, Мэгги всегда отличалась правильностью черт и форм, — которой незаметно стал совершенно необходим.

В сущности, сам Зах был еще более одинок. Однажды он спросил Мэгги: «А твои челы — кто?» — и Мэгги отчего-то решительно брякнула: «Давно кончились», — хотя в то время Ричард с Симбой были еще очень даже живы. Зах же оказался натуральным сиротой, причем сиротой со стажем: все его родственники канули в катастрофе при втором сдвиге континентального шлейфа Новой Антарктиды, и мальчишку держали в престижном интернате за счет их совокупной пенсии. Но скоро эта лафа должна была кончиться. После пятнадцати Заху предстояло самому устраиваться в жизни — а на колледж пенсии ну никак не хватало, — так что ушастому любителю дубануть зулы светило болтаться в свободном полете, как контейнеру с радиоактивными отходами: отсюда выбросили и никуда не принимают. Пацан старался не думать о светлом будущем, он вообще жил сегодняшним днем, этот ушастый Зах. Оттого-то маек с надписью «Пигуфака» у него был целый ворох — всех цветов и фасонов, — и парочку Зах преподнес Мэгги, а она в ответ подарила ему один из трех своих ноуз-рингов, с голограммой в виде преследующего собственный хвост пятицветного дракончика.

Мэгги считала, что Зах помог ей выжить, и потому, когда он однажды предложил свинтить из интерната — «тайм вставать на ран, цзибафак, ты как, ин или аут?» — девочка согласилась не раздумывая.

6

Поместье Чэня выросло перед ними как из-под земли.

Еще вот, казалось, шагов сто назад ничего не было — и вдруг из знойного марева, наполненного хилыми песчаными вихрями, явились глазам толстая приземистая стена, и в стене — ворота, красные ворота, окованные металлическими пластинами, и с громадными бронзовеющими в косых лучах очередного уходящего солнца кольцами.

Это каким же здоровым надо быть, чтобы такое колечко приподнять да в ворота ударить?

Так подумал удивленный Чесотка, остановился и поскреб нос.