Покаяние

Однажды я сказал ему, что неплохо бы при случае сыпать афоризмами и цитатами из поэзии.

Виктору идея понравилась, и за время путины он выучил наизусть, от корки до корки, поэму Пушкина «Евгений Онегин» и рубаи Омара Хайяма!

За столиком ресторана искромётные стихотворные фразы, сказанные им вскользь, как бы невзначай, всегда вызывали восхищение очаровательных незнакомок, повышая наш имидж в глазах, ищущих экстравагантных любовников.

И хотя солист ресторана «Золотой Рог», рисуясь с микрофоном на сцене, нахально не отводил взгляда от роскошных блондинок, сидящих перед нами, его песни для них остались пустым звуком.

Наши изысканные манеры ухаживания за дамами, правила не комкать салфетки, держать вилку в левой руке, а нож в правой, пригублять вино, любуясь его рубиновым цветом сквозь прозрачный хрусталь бокала, заученные остроты, шутки и, конечно же, строки Пушкина и Хайяма покоряли сердца претензионных морячек, отправивших своих мужей в дальние плавания за импортными тряпками.

В другой раз бессмертные строфы великих поэтов, неоднократно прочитанные моим другом, не оставили шансов всё тому же ресторанному эстраднику, протащившему шнур микрофона до нашего столика. Напрасно он заливался соловьём, подражая Ободзинскому: мой друг, который «вне конкуренции», легко и непринуждённо отшил притязательного ловеласа в незримой битве соперников за право обладать женскими прелестями.

Подруги пригласили нас к себе, где чудный вечер продолжился под звучание танцевальных мелодий и звон бокалов.

Одна из них, Валентина Пожарицкая, отдавшая предпочтение мне, оказалась солисткой вокально–инструментального ансамбля «Бриз». Я было раскатал губёшку с мыслью жениться на ней, но певица, к сожалению, была замужем за оркестрантом Приморской краевой филармонии, укатившим на гастроли в Японию.

Не всегда наши ресторанные знакомства заканчивались красиво. Попасть в ресторан, закрытый на задвижку усатым, похожим на кота, швейцаром, в те времена было не просто. Мы хитрили. Я раздевался, отдавал пальто другу, сам подходил к дверям и стучал. Швейцар принимал меня за гостя, вышедшего на улицу подышать свежим воздухом, и впускал. Договориться с официанткой, сунув ей четвертак, не составляло труда.

— Нас двое, лапочка… — неизменно говорил я ей. — Желательно за один столик с дамами. Ну, только, чтобы… сама понимаешь… они были комильфо!

Изыскав места, давал знать швейцару, что у меня столик заказан, и он распахивал двери перед Виктором, держащим в руках пальто. При этом не забывал «позолотить» ручку старому хранителю гардероба. В момент закрытия ресторана, когда все ломились одеваться, достаточно было щёлкнуть пальцами: усатый дед тотчас подавал сапожки и пальто наших дам.

Порой, случалось и так: заглянув в зал, оглядев скушную публику, мы не находили там тех, на кого можно «глаз положить». Срочно ретировались в другой «кабак», где полным ходом шло веселье, мелькали причёски — «укладки», шуршали длинные вечерние платья, сверкали украшениями нарядные модницы.

— Славно поохотимся сегодня, дружище, — на манер старых китобоев говорил Виктор. Он «кадрил» одну пару дам, я другую В зависимости от того, где были лучшие условия для «продолжения» вечера, с теми и укатывали на такси, прихватив с собой «Шампанское» и конфеты.

Несколько таких «вечеров» прошли довольно оригинально.

В квартире пышногрудой хозяйки — жены стармеха–рыбака, «загарпуненной» вместе с подругой, тоже обладающей не менее внушительными телесами, мы пировали, горя нетерпением поскорее развести обоих матрон по комнатам. Сделать это мешал шестилетний отпрыск, вертящийся под ногами, тыкающий мне вилкой в задницу во время танца с его мамой. Когда же он, спрятавшись под столом, воткнул ту самую вилку мне в ногу, ужасная боль затмила все желания.

— Расскажу папе, как ты с дядьками целуешься! — зло крикнул малец, ревниво оберегающий честь мамы (или папы?) от посягательств непрошенных визитёров.

В другой раз мы с другом комфортно расположились в квартире официантки кафе «Дюймовочка». Я на правах любовника хозяйки в мягкой постели на широкой кровати. Он с её подругой–барменшей на ковре на жёстком полу. Намечалась бурная, страстная ночь, но сынок хозяйки, обалдуй лет пятнадцати, вдруг вошёл в комнату, включил свет и сердито спросил:

— Мам, где твоя сумочка? Её нигде нет…

— Как нет?! — поднялась она, высвобождаясь из моих цепких рук. — Где же она?

Начались поиски сумочки. Нигде нет её.

— Там деньги, ключи, паспорт, — запаниковала хозяйка. — куда подевалась?

Вдруг её взгляд упал на меня.

— Это ты взял! Или твой друг! Обокрали! Сейчас милицию позову…

— Не надо милицию… Найдётся сумочка…

Крики, брань, истеричные вопли…

Я поразмыслил немного. Опыт сыщика какой–никакой имеется. Я не брал. Виктор, разумеется, тоже. Хозяйка оставила сумочку на столе. Пропажа — дело рук вредного мальчишки.

Я поднялся, отодвинул стол от стены. Сумочка, прижатая столешницей, брякнулась на пол. Старый приём! Знакома эта уловка мне.

— Вот, возьми… Никто не брал её. Сама завалилась в щель…