До афонской столицы путь непростой: сначала, рискуя наступить на змею и обливаясь потом, ты поднимаешься по горному серпантину, а затем начинается ещё более трудный спуск. Думаю, альпинисты меня поймут. Неожиданно я услышал звук двигателя, и, обернувшись, увидел свет фар направляющейся в сторону Карьеса автомашины. Я поднял большой палец правой руки вверх и стал ждать, не надеясь на успех, но машина всё-таки остановилась. За рулем старого грузовичка был знакомый румын — рабочий из скита Колицу. Я, как мог, всё объяснил ему, и тот предложил доехать с ним до Колицу и переночевать в рабочем бараке. Его приятель отправился сегодня в Уранополи, и на ночь освободилось место. Я обрадовался столь неожиданному повороту событий и забрался на скрипучее, обшитое искусственной кожей, сиденье рядом с добрым водителем.
Колицу был маленьким румынским скитом, находившимся на территории Пантократора. Там жил известный святогорский старец, отец Дионисий, который в отличие от многих, ни разу не бранил меня и не выгонял на улицу, как собаку. Он был поистине духовным человеком.
Я подумал, раз всё так удачно сложилось, может быть спросить его, стоит ли мне и дальше оставаться на Святой горе? Ведь пришёл я сюда не ради подвига, а из-за собственных житейских неурядиц. Здесь богатые монастыри и тёплый климат, — бродяжничать на Афоне гораздо легче, чем по Греции. И, быть может, всё это — большой грех. Пусть старец мне объяснит, ведь он мудрый человек.
Рабочие приняли меня радушно, накормили, налили стакан хорошего молдавского вина и уложили спать.
На следующее утро я подошёл к келейнику отца Дионисия и спросил, сможет ли старец принять меня сегодня? Молодой послушник, как и все келейники, минут пять упирался, но затем всё-таки провёл меня к старцу.
— Здравствуй, дорогой Лала! — радостно приветствовал меня отец Дионисий. — Ну, как твоя жизнь, где подвизаешься?
Я в ответ рассказал старцу о своём конфликте с сиромахой Евгением и покаялся в том, что из четырёх евангелистов не знаю трёх.
— Наверняка, геронта, все на Афоне, даже албанские рабочие знают это. Стоит ли мне после такого позора оставаться на Святой горе?
— А сколько ты, Лала, уже здесь?
— Скоро семь лет.
— Семь лет? Это серьёзный срок — Отец Дионисий задумался. — Знаю я этого Евгения — хороший малый, только пьёт много.
— Это точно.
— Вот что я тебе скажу. Евгений часто приходит к нам в Колицу, просит у меня совета. В следующий раз как он появится, я ему накажу, чтобы он всегда уступал тебе место в том вагончике, потому что ты на горе уже семь лет, а он всего лишь три. По афонским законам ты старше его. И, конечно, раз Матерь Божья принимает тебя на этой земле уже семь лет, значит, это неспроста. Оставайся здесь и дальше.
— Мулцумеск [5], отец Дионисий, но… мы заключили с Евгением договор. Если найдётся на Святой горе человек, который, так же, как и я, не знает имён евангелистов, то я смогу ночевать в этом вагончике, когда захочу. А если не найду — он наше пари выиграл. Я человек честный.
Старец улыбнулся.
— Ну, эти имена ты можешь выучить за десять секунд.
— Так-то оно так. Но договор есть договор.
— Что ж — Отец Дионисий похлопал меня по плечу. — Я скажу Евгению, что он проиграл спор, потому что я тоже не знаю имён евангелистов. Что ты так удивился? Думаю, он поймёт, что я имею в виду.
Я недоверчиво посмотрел на старца.
— Что?! Вы хотите сказать, что не знаете эти имена?
Неожиданно старец обнял меня за плечи и искренне и громко рассмеялся.
— Разве ты не знаешь, Лала, что Матерь Божья не с тем, кто больше знает, а с тем, кто больше всего нуждается в Её помощи?
Признаться, этого я не знал.
«Потерянная» рукопись неизвестного исихаста
Мне довелось путешествовать по разным местам, и святым, и загадочным. Я был свидетелем множества удивительных событий. Но история, которая произошла со мной в последней поездке на Афон, — особенная. Она изменила меня.
Но начнем по порядку.
Когда я очнулся и понял, что мой проводник, русский монах Нил, пропал, было уже непроглядно темно. Тончайший серп луны и свет рассыпанных по небу звёзд — это всё, что мог я различить в черноте афонской ночи. «Отец Нил», — крикнул я в темноту и прислушался… Ничего. Я ещё несколько раз позвал его — тишина. Господи, где же этот Нил!
Мы познакомились в Дафни, в магазине, куда оба зашли за продуктами. Опытным взглядом монах мгновенно распознал во мне русского паломника, жаждущего духовных ощущений. Чёрные густые всклокоченные волосы и начинающая седеть нечёсаная борода делали отца Нила похожим на настоящего пустынника. Он спросил, откуда я, я ответил; слово за слово — мы разговорились.