– Было такое, – подтвердил я. – Особенно много печаталось на Мангышлаке. Там я побывал почти на всех нефтепромыслах и не только.
– Может, что-нибудь прочтёшь наизусть, Юрец? – попросил Пиринский.
– Не проблема, – ответил я. – Только стихи
– А
– Само то, – согласился я. – Вот когда мы с Сергеем блуждали по пескам, у меня появилось стихотворение «Живой песок», прочту главные строки:
Среди безмолвной дикой прелести,
Там, где раздолье и тоска,
Бугристый, грядовый, ячеистый
Лежит живой массив песка.
Дитя воды и ветра буйного
На неподвижность обречён
За то, что нрава был разгульного
И жизнью вольной увлечён.
Из века в век желает страстно он –
Сквозь даль седую и бурьян, -
Счастливым и волной обласканным,
Катиться прямо в океан.
И ветром бурьевым встревожены
Песчинки – верные гонцы
Несут мечты те безнадёжные
С забытых мест во все концы.
– Прямо не
– Про песок, Серёжа, в котором мы вязли на твоей машине. Но, безусловно, хорошо то, что ты это воспринимаешь по-своему. И мне уже самому кажется, что это мы с тобой желаем страстно катиться прямо в
Меня понесло, и я заговорил: – А когда я уже на своём объекте работал, то прямо у входа в кашару, где мы жили, написал плакат:
Наш канал – это стройка века,
Человеку на прочность проверка!
Это для шоферов, чтоб уважали своего шефа, то есть меня. Для меня хуже всего было общаться с этой категорией людей. Куда-нибудь самовольно зафитилят на машине – а у меня рация – и три раза в день надо докладывать обо всём на базу. Скрываешь, конечно, а сам дёргаешься. В песках редкие селения и находятся за сорок-пятьдесят километров, всё что угодно может случиться. Я там мало писал, некогда было. Но одно стихотворение прочту, оно повеселее чем прежнее, называется «Три Пери».
В пустыне знойной, близ Арала –
Чуть-чуть южней горы Карак, -
В тот день палящая стояла
И нестерпимая жара.
И вдруг из-под земли ударил
Искристо-яростный фонтан,
А вместе с ним под дробь литавр
Три девушки явились там.