Покаяние «Иуды»

– Тяжелое это было время, вспоминать даже не хочется.

– Тут хочешь, не хочешь, начнешь вспоминать, когда тебя ни за что, ни про что… – вновь начал нервничать Эди.

– А где вы там жили? – неожиданно оживился Бизенко.

– Под Семипалатинском.

– Известный город, а я в Акмолинске, так что мы с вами в некотором роде земляки.

– А вы-то за что туда загремели? – спросил Эди, изобразив на лице недоумение.

– Не я, а мои родители, еще до войны, – процедил сквозь зубы «Иуда» и как-то весь напрягся при этом, что могло означать лишь одно – в нем живет ненависть к своим притеснителям, действовавшим от имени сталинской власти.

– Понятно, хотя, честно говоря, ничего непонятно, ведь мой народ обвинили во всех смертных грехах, даже в сотрудничестве с немцами, хотя немцев там и не было. Наверно, нашлись подобные причины и против ваших родителей.

– Нашлись, просто огульно обвинили в связях с ленинградскими троцкистами. В результате – отобрали квартиру и сослали в этот самый Акмолинск.

– А я подумал, что вы белорус.

– Нет, я из ленинградцев, то есть питерцев, нынче живу в Москве.

– Почему из питерцев, а не ленинградцев, сейчас же вроде все жители Ленинграда так себя называют?

– Далеко не все.

– А почему?

– Эди, это щепетильный вопрос. Можно сказать даже политический. Поэтому о нем лучше в другой раз, – пояснил Бизенко, глубоко вздохнув.

– В другой, так в другой. Хотя и интересно бы узнать, почему проживающие в одном городе люди ассоциируют себя с разными его названиями.

– Эди, не обижайтесь, просто воспоминания о родительских страданиях и их ностальгии о периоде жизни в северной столице навевают на меня хандру, отчего ужасно страдаю, а в данном случае не хотелось бы впадать в такое состояние, – в извинительном тоне произнес Бизенко. Затем, сделав некоторую паузу, как бы ожидая возможной со стороны собеседника реакции на свои слова, спросил:

– Вы раньше публиковались?

Эди не стал реагировать на его извинение, отметив для себя, что Бизенко и так немало сказал о своих политических привязанностях, акцентировав внимание на северной столице. И потому, понимающе кивнув головой, ответил:

– Да, в различных альманахах, в основном по вопросам истории республики. По результатам поездки в Белоруссию планирую, точнее сказать, планировал, подготовить статью или брошюру. Теперь вряд ли из этой затеи что-нибудь дельное получится. Остается только написать о милицейском беспределе.

– Это чревато новыми проблемами, вы же знаете, что наша милиция никогда не ошибается и потому вам мой совет, не говорите даже о том, что будете жаловаться.

– Нет, буду благодарность выражать за то, что она сорвала мою работу, а самого на нары бросила, – с ухмылкой промолвил Эди.

– Скажите, следователь не задавал вам вопросов по вчерашней драке с блатными? – как бы между прочим спросил Бизенко, облокачиваясь на сложенную вдвое подушку.

– Нет. Хотя в один момент стал угрожать новыми статьями, намекая на драку, когда на его вопрос, куда драгоценности и деньги припрятал, я спросил, а сколько их было.

– Меня досконально допросили.

– Это, наверно, из-за вашего заявления, кстати, про меня не спрашивали? – с напряжением в голосе спросил Эди.

– Спрашивали, но я сказал, что вы вмешались, чтобы остановить насилие, и более ничего, – скороговоркой ответил Бизенко.

– Я прилягу, устал после общения с этим чудаком следователем, – сказал Эди и вновь лег, бросив беглый взгляд на свои ручные часы. Ему, и на самом, деле нужно было привести в порядок мысли и отдохнуть.

– Все правильно, лучше постараться уснуть, во сне силы быстро восстанавливаются, а я просвещусь, – доброжелательно произнес Бизенко, беря с тумбочки книгу. – Спасибо, что дали почитать, я много интересного в ней для себя нахожу.

– Мабуни Кенва – великий мастер, и его наставления позволяют понять каратэ не только как средство нападения и защиты, но и как философию духа настоящего воина, – заметил Эди и закрыл глаза, давая тем самым понять собеседнику, что его клонит ко сну.

Бизенко заметил это и открыл книгу.