Покаяние «Иуды»

Некоторое время они сидели, молча разглядывая друг друга. «Иуда», скорее всего, искал ответ на вопрос, как он мог не разглядеть в этом парне чекиста и довериться ему, а Эди — примет ли этот озлобленный на власть человек его логику, признается ли в содеянном и станет ли работать против своих хозяев. В том, что им предстоит тяжелый разговор, ни один из них не сомневался.

Первым тишину нарушил Эди:

— Александр, я предлагаю вместе обсудить положение, в котором вы оказались, — в доброжелательном тоне предложил он. — То, что я знаю, как бывший ваш сосед по камере и контрразведчик, в полной мере владеющий информацией по вашему делу, позволит мне помочь вам принять решение.

— Эди, откровенно скажу: до того момента, как вы появились здесь, я, будучи уверен, что с дочуркой будет все в порядке, принял решение молчать. Но вы своим «возможно» убили во мне ощущение реальности. И потому не могу понять, жив ли я или просто моя тень сидит напротив вас. Но знайте, Бизенко еще дышит и не перестал быть тем, кем был до сих пор, — заговорил наконец «Иуда» и опустил взгляд на столешницу.

— Скажите, Александр, какой Бизенко не перестал быть — высокообразованный и интеллигентный человек, который мог бы украсить своим присутствием любое общество, которым гордились его близкие и друзья, или человек, убивший мать своей любимой дочери, подсунув ей яд, состоящий на службе у западных разведок, все делающих для того, чтобы разрушить его страну?

При этих словах «Иуда» поднял на Эди полные слез глаза и промолвил:

— Я имею в виду себя во всех проявлениях, так как я все делал осознанно и большего судьи для меня, чем я сам, в этом мире не существует.

— Скажите, а вы не боитесь суда дочери за то, что лишили ее матери, возможности купаться в лучах ее любви, в конце концов, отца — добропорядочного главы семейства? И чем объясняете эту неслыханную жертву? Неужели ваша месть и все деньги на земле могут быть противовесом счастью вашей дочери?

— Я не хотел ее убивать, не хотел! Но она стала догадываться… — не договорил «Иуда» и заплакал, закрыв лицо руками.

Эди, подождав, пока он несколько успокоится, заметил:

— Александр, я считаю, что в убийстве матери Лены прежде всего виновны те спецслужбы, которые вовлекли вас в свои шпионские дела и сунули вам в руки этот злополучный яд. К тому же они заранее были согласны с тем, что вы можете и себя уничтожить, чтобы не осталось следов их мерзких действий. Удивительно, как вы могли этого не предвидеть.

«Иуда», услышав эту фразу, резко отдернул руки от лица и, как-то странно посмотрев на него заплаканными глазами, хотел что-то сказать, но промолчал.

Эди, чтобы дать ему время поразмыслить над вброшенным тезисом, позвонил по телефону операторам и попросил передать Артему просьбу организовать доставку в камеру обеда для заключенного. При этом он не выпускал из поля зрения «Иуду», который посеревшим от камерной стирки носовым платком вытирал глаза.

— Я думал об этом, — неожиданно произнес он. — Но все-таки главным виновником того, что произошло со мной, считаю коммунистическую власть, заставившую меня, еще ребенком в полной мере вкусить беззакония и несправедливости, нечеловеческие страдания.

— Александр, мне кажется, что вы и сами серьезно не воспринимаете это как причину, побудившую вас поднять руку на жену, — промолвил Эди, глядя ему в глаза. — А вот ваше желание отомстить, как вы сказали, коммунистической власти, пожалуй, выглядит правдоподобно. Я делаю такой вывод, вспоминая наши предыдущие разговоры. Думаю, что иностранная разведка при выборе кандидата на вербовку как раз и учла ваш откровенный антисоветский настрой. Но вы отчего-то забыли, что к тому времени ситуация в стране изменилась. Пришедшие на смену сталинской власти хрущевская оттепель и брежневская стабильность дали вам возможность получить образование и работать, ездить за границу, а значит, вам доверяли.

— Полупокаяние Хрущева и Брежнева не могло исправить того, что коммунисты сделали с моими родителями, умершими, так и не простив им своих страданий, — нервно сказал «Иуда».

— Я их понимаю, это непросто сделать. Но хочу отметить, что они не мстили служением врагу. Скорее всего, им это и в голову не приходило.

— Не буду спорить, тем более это бесперспективное занятие в моем нынешнем положении. Лучше скажите, неужели вы, прошедший практически ту же самую сталинско-бериевскую мясорубку, но только в еще худшем варианте, чем я, не храните в душе обиду и желание мстить тем, кто уничтожил треть вашего народа?

— На этот вопрос я уже отвечал вам в роли зэка, которого реально преследовали надзиратели, решившие, что я убивал инкассаторов, поэтому не буду повторяться, лишь добавлю, что если кто и говорит о своем беспамятстве по отношению к несправедливости, в том числе со стороны власти, — то он неискренен. Человек запрограммирован помнить и зло, и добро, понимая, что жизнь, как и судьба каждого из нас, скроена из многоцветных сплетений. И по тому, как человек проявляет свое отношение к разным явлениям, можно в определенной степени судить, кем истинно он является.