Покаяние пророков

Комендант обрадовался Космачу, его приход, да еще с утра пораньше с бутылкой горилки, означал, что обиды больше нет. И выпить ему хотелось, однако просто так, без прелюдии и значительности, для него было несолидно, и он продолжал экзаменовать с наводящими вопросами.

— Ну так во имя чего революционерка Клара Цеткин провозгласила восьмое марта женским праздником?

— Если не хочешь со мной выпить, я уйду, — попугал Космач.

— С тобой хочу. Но мы должны знать, чьи праздники отмечаем… Так вспомнил, что произошло в этот день?

— Не вспомнил. Давай стаканы!

— Это праздник женской подлости и коварства. В этот день Юдифь отрубила голову Олоферну.

— Что за привычка у тебя? Возьмет и все испортит!

— Это должен знать каждый!

В доме у него была идеальная чистота и порядок — все, что осталось от его немецкой натуры, — так что пришлось скинуть валенки и надеть старенькие калоши. Старик выставил на стол тарелки с огурцами и помидорами, блюдце с сыром и рюмки, после чего набил яиц на сковородку.

— Женщина к тебе пришла — вот это праздник! — забалагурил, разливая первач. — Потому ты и прибежал, счастливый! А то придумал — Восьмое марта… Она что, спит?

— Спит.

— Значит, притомилась… Как зовут-то?

— Зовут Вавила Иринеевна, — сдержанно проговорил Космач. — Думаю, фамилию знать не обязательно.

Это имя было у нее для всех, кроме собственной семьи, родных и некоторых близких единоверцев. Существовало еще одно, первое, с которым она принимала крещение и держала почти что в тайне, — Елена Дмитриевна, поскольку ее отец тоже имел два имени, а еще и прозвище — Скула.

У старообрядцев из толка странников имена для общего пользования были такие, что без привычки язык сломаешь, и чем хлеще называли новорожденных, тем считалось достойней.

— Мудрено зовут… Слушай, Николаич! Ты же молодой, а женщины ездят редко. На моей памяти вторая за шесть лет, верно?

— Да нет, первая…

— Как же! Первая!.. А помнишь, приезжала из университета? Погоди, сейчас вспомню, как звали…

— Так это же с работы!

— Ну да! А чего же она не уехала, ночевать осталась? — Он выпил и подмигнул. — Эта, Вавила Иринеевна, опять из университета или невеста? Если думаешь, я для доноса спрашиваю, не говори.

— Хоть как не скажу. Суеверный стал, — усмехнулся в бороду Космач. — Спугнуть боюсь.

— Правильно, дело такое… Откуда будет?

Все это напоминало допрос, но скрывать от него что-либо сейчас не имело смысла: если он уже в течение шести лет отслеживал всех гостей с Соляной Тропы, знал тайники в доме и ничего особенного не произошло, то, пожалуй, и в самом деле прикрывал его от всех любопытных.

— Помнишь, рассказывал, как в экспедиции ходил, к старообрядцам?

Комендант обладал хорошим воображением и профессиональной памятью, все понимал с полуслова, головой покачал.

— Замечательная история… Так она из лесу пришла?

У Космача после рюмки на голодный желудок зашумело в голове.

— Из Красноярского края. Пересекла поперек всю Западную Сибирь, на лыжах, в одиночку и без всякого обеспечения. Примерно по шестидесятой параллели, за двадцать девять дней две с половиной тысячи километров.

— Такого не может быть, — решительно заявил Комендант. — Это что получается, больше восьмидесяти в сутки? Да с такой скоростью самый крутой спецназ не бегает.

— А странники бегают. Некоторые в два раза больше.

Похмелившийся Комендант тоже разогрелся, убрал маломерные рюмки и достал два граненых стакана, налил до краев.

— Легкая на ногу, ничего не скажешь. А песен, случайно, не поет?

— Не слышал.

— Должно быть, много молится, если из кержаков?

— Тоже вроде не замечал. Так, перекрестится, пошепчет…

— Это еще ничего… Ладно, поздравим ее с переходом! В книгу рекордов Гиннесса можно заносить.

Комендант выцедил горилку до дна, закусил моченым помидором.

— Не все так просто будет, Юрий Николаевич. Не сейчас, в последствии развития отношений.

— Да и сейчас есть кое-какие проблемы, — признался Космач. — Может, придется с ней в скит пойти.

— Вот этого не советую! Ни при каких обстоятельствах!

— Нет, мы пока еще не решили. Проснется — поговорим.