Покахонтас

Мужчины вскакивали и, ругаясь и толкаясь, одни хватались за оружие, другие за свои инструменты. Кое-кто стал заряжать мушкеты непослушными, неуклюжими в спешке пальцами. Индейцы не двигались.

— Не стрелять! — проорал Смит.

Он успел заметить то, что, похоже, ускользнуло от внимания других. Два индейца держали палку с привязанным к ней за ноги оленем. Смит сделал знак своим людям не шуметь и держаться позади него. Он осторожно сделал шаг в сторону индейцев. Подождал, не выпуская мушкета. Один из индейцев отделился от остальных и протянул вперед руку, потом опустил ее. Смит сделал то же самое. Они медленно пошли навстречу друг другу. Единственным звуком было сдерживаемое дыхание людей.

На палубе «Сьюзн Констант» в молчании стояли матросы и внимательно наблюдали за происходящим. Двигаясь вперед, Смит увидел, что человек, к которому он приближался, был немолод и нес на себе печать власти. Его голову венчала корона из черных перьев, и он на ходу, ступая размеренными шагами, отдал свой лук кому-то рангом пониже. Когда они оказались друг от друга на расстоянии нескольких футов, дикарь жестом показал на себя и сказал:

— Пасапег, Пасапег.

Значит он король пасапегов, властитель земли, на которой мы стоим, королевства в составе империи Паухэтана, подумал Смит, принимая приветствие. Индеец указал на оленя и на языке знаков объяснил, что он подготовил праздник, который хочет разделить с англичанами. Он приложил руку к сердцу, затем махнул людям Смита, чтобы те положили мушкеты. Смит дал понять, что они согласны участвовать в празднике, но сделал вид, что не заметил призыва убрать оружие. Оба они говорили громко, их движения были величественны. Приглашались все, и в предвкушении ужина из сочной оленины раздался громкий крик ликования.

Возгласы поселенцев, казалось, послужили индейцам сигналом. Двигаясь со своеобразной грацией, напоминающей грацию крадущейся кошки, индейцы осторожно смешались с англичанами. Те и другие обходили и осматривали друг друга со всех сторон. Поселенцы протягивали руки и деликатно трогали перья, луки и стрелы дикарей. Те, в свою очередь, с благоговейным трепетом и явным любопытством разглядывали инструменты и мушкеты новых людей, появившихся на их земле. Некоторые пробовали на ощупь одежду англичан, теребили и прокалывали ее. Кто-то не успел оглянуться, как почувствовал, что рукав разорван надвое — дикари исследовали его рубаху. Некоторые из них бродили у форта, осматривая свежие доски и железные гвозди. Другая группа собирала хворост для большого костра, чтобы зажарить оленя. И над всем витало ожидание доброй еды.

Уингфилд, Ньюпорт и прочие члены руководящего совета спешно переправились на берег и бросились к Смиту, королю и его военачальникам, стоявшим вокруг разгоравшегося костра. Англичане казались маленькими и невзрачными по сравнению с высокими, ярко раскрашенными дикарями. Они оживленно жестикулировали, пытаясь выразить свои дружеские чувства индейцам.

— Золото, мы ищем золото.

Упершись взглядом в мертвую морду рыжей лисы, свисавшей с плеча возвышающегося дикаря, Смит, не жалея усилий — пот выступил у него на лбу, — растолковывал, что ему нужно.

Внезапно у воды послышались резкие крики:

— Он взял мой топор! Эй, ты, отдай!

Крики достигли людей у костра. Смит схватил мушкет и помчался к месту драки. Подбежав, он увидел, как плотник сильно ударил индейца по руке, тот выронил топор, а три йомена дрались из-за него. Другой дикарь с яростью, выхватил деревянный меч и занес его над головой ближайшего англичанина.

Голос Смита ворвался в сумятицу:

— Стойте, стойте, вы!

Дерущиеся остановились.

— Еще одно движение, и я разворошу вам все кишки!

На какое-то мгновенье единственным звуком над всем пространством было хлопанье парусов «Годспида».

— Ну и устроили вы!

Глаза Смита, горящие от гнева, пробежали по лицам англичан. Он повернулся — злость отдавалась во всем теле — и пошел к оставшимся у костра. Король и его воины стояли с оружием наготове, красные отблески плясали на их желтовато-коричневой коже, на лицах было возмущение.

— Ошибка, ошибка! — попытался объяснить Смит. Ответом ему были холодные взгляды. Король позвал своих людей. Двое из них взяли оленя.

Дикари уходили назад, в лес, их было не менее сотни. Король повернулся к Смиту и громко заговорил, в каждом его слове слышались негодование и гнев. Не нужно было знать его языка, чтобы понять смысл сказанного. Затем король сделал знак военачальникам, пошел к лесу и исчез там.

Англичане стояли в полном замешательстве.

— Это самое ужасное, что могло с нами случиться, — сказал Смит.

— Как обычно, ты преувеличиваешь. Они вернутся. — Уингфилд отошел от огня и смотрел на лес.

— Да, они вернутся со всем войском, — Смит попытался убрать из голоса презрение. Он еще не был прощен и не хотел снова попасть в трюм корабля.

— Важно было, чтобы первая встреча прошла хорошо, — заметил Габриэл Арчер.

— Мы не можем обвинить Эмри за то, что он защищал свой топор, — сказал Джордж Перси.