Покалеченная весна

–Успеть бы. Ладно, прорвёмся. Табачок есть?

–Как же не быть? На днях только новый кисет пошил.

–Всё у тебя настроено, всё по полочкам, – улыбнувшись, сказал Кириллов, – когда успеваешь?

–А я не стараюсь. Само получается. Доставайте газетку, Пётр Григорьевич.

Спокойствие прервал крик бегущего к ним солдата.

–Товарищ старший лейтенант. Там это. Крестник ваш. Не знаем что делать.

–Что дышишь как конь загнанный? – прервал его Пётр. – Объясни нормально. Что? Где? Ёш твою медь!!!

–Возле штабной землянки. Там.

Кириллов не стал дослушивать запыхавшегося бойца и рванул с места в указанном направлении. Он бежал и видел толпу бойцов собравшихся у отдельно стоявшей на поляне берёзы. Какие мысли появлялись в голове за это время, один Бог знает.

– Где он? Что случилось?

Комбат стоял с невозмутимым видом и смотрел на Петра с удивительным спокойствием.

– Всё нормально. Висит.

– Кто висит? Где? Товарищ подполковник, хоть вы объясните, что творится вообще? Егор где?

– Вон он крестник твой. По берёзам за белкой гоняется.

На дереве, обхватив ветку руками и ногами, висел Егорка, зажмурив глаза. А на самом верху метался зверёк.

– Ты что там делаешь?

– Б. Белку хотел поймать.

– Зачем?

– Чтобы она у нас жила. У неё хвост красивый и прыгает шустро.

– Заняться нечем? Ты же на посту стоишь у штаба.

– Я быстро хотел. Ей отсюда деться некуда.

– Слазь! – крикнул Кирилов.

– Не могу. У меня руки не разжимаются, почему-то.

– Ты что, высоты боишься?

– Наверное, – робко ответил Егор.

– Так какого хрена полез?

– Я не знал что боюсь.

Пётр бессильно развёл руками. Никонов Александр Николаевич, командир батальона, человек суровый и бескомпромиссный, битый фашистами и бивший фашистов, стоял и тихо смеялся, пустив слезу.

– Что делать теперь?

– Не знаю, – сдавлено ответил комбат и закатился смехом в голос.

Подошёл Николай.

– Чего ждём? Сам он не слезет. Сейчас руки, ноги затекут, вообще плохо будет.

Посыпались предложения возможных вариантов спасения Егора.

– Давайте его жердью сковырнём.

– Убьётся же. Тут метров пять.

– Можно попробовать камнем сбить.

– У тебя голова есть? Вот по ней камнем и постучи.

– Верёвка нужна.

– Точно. На него накинем и сдёрнем.

– Ну, хватит, садисты, – комбат вытер слёзы, – говори Коля.

– Надо петлёй его вместе с веткой стянуть, конец перекинуть выше, где берёза в рогатку переходит. Потом отпилить ту, на которой «верхолаз – высотник» и придерживая аккуратно спустить.

– Давайте в хозвзвод за инструментом, – скомандовал Никонов.

Принесли верёвку . Перекинули её через Егора, сделали петлю и аккуратно протягивая, стянули его с веткой. Теперь они не могли упасть порознь, только вместе. Перекинули конец через рогатину, трое солдат взялись придерживать. Вдохновителя идеи спасения ловца диких животных, отправили на дерево, пилить.

– Стойте, – крикнул Кириллов. – Давайте полуторку поставим под ним. Всё – же не так высоко падать будет. Да и тент, если что, удар смягчит.

Так и сделали. Подогнали машину. Все расположились вокруг полукольцом, дабы лучше разглядеть происходящее. Савостин залез на дерево, огляделся.

– Не стойте как в цирке, держите, – и начал пилить.

– Товарищ подполковник, разрешите обратиться.

– Чего тебе?

– Надо повара судить за мародёрство.

– Ты что мелешь? – возмутился кашевар. – Голову ветром продуло?

– Я предполагаю, что дрова они у местного населения воруют. Такой тупой ножовкой год елозить надо, чтобы кашу сварить.

– Пили, давай шутник. Смотри, у Егора уже глаза закатываются.

– А я бы на его месте вообще слазить не стал. Потому как ждёт его на земле грешной хорошая затрещина от отцов командиров.

Пропилив больше половины, Савостин крикнул.

– Отпустите чуток, пилу зажало.

Отпустили. Раздался хруст и испуганный вопль.

– Поберегись!!! – прозвучал из толпы окрик лесоруба.

Ветка вместе с сыном полка рухнула на полуторку. Прорвался полог и по окрестностям пронёсся грохот удара об дно кузова.

– Ты там живой? – с жалостью в голосе спросил Пётр.

– Не знаю. Вроде ударился, а ничего не болит. Наверное, в голове, что-то стряхнулось. Меня что теперь из армии выгонят?

– А ну вылазий оттуда, растудыт твою в качель. Сейчас расстреляем тебя к ядрене Фене, чтобы дурью не маялся. Нет. Сначала полог зашьёшь, потом неделю один будешь дрова пилить для кухни вот этой тупой ножовкой, а потом расстреляем, – выругался комбат.

Планерист – любитель, кряхтя, вылез из кузова.

– Товарищ подполковник, я не хотел. Оно само как то получилось.

– Само. Ты на посту должен быть, а не по деревьям лазить.

– Виноват.

– Естественно виноват.  Это и не обсуждается. Иди отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели.

Никонов хоть и ругался иногда на Егорку, но все равно относился к нему как к сыну или младшему брату. Не очень давно, когда батальон шёл от Сталинграда, из пепелища сгоревшей хаты услышали не громкий крик. Разгребли останки дома и из погреба достали голодного, измученного подростка. Родных не было, идти некуда, так и остался в батальоне. Помогал везде, чем мог. Боеприпасы грузил, бегал посыльным. Шустрый, безотказный пацан.

Кирилов подошёл и стал отряхивать парня.

– Ничего не сломал себе? Укротитель.