Показания гражданки Клио

Итак, "Вкус сайры", 62-ой год; прелестное европейское ("европейское" в смысле "не-голливудское") неореалистическое кино, доброе и ироничное; больше всего, пожалуй, смахивает на Иоселиани. Четверо друзей, имеющих давнюю традицию… чуть было не сказал: "На Новый Год ходить в баню", но нет — эти собираются по вторникам в рыбном ресторанчике. У каждого из четверых куча проблем: с повзрослевшими детьми, с собственными стариками, с бесом (который в ребро), etc. По ходу дела один из четверки (в войну — старший офицер эсминца, а ныне топ-менеджер крупной корпорации) случайно сталкивается на улице со своим бывшим боцманом; тот нынче хозяином чего-то мелко-авторемонтного, так что иерархическая дистанция между ними примерно та же, что и была. Однополчане падают друг дружке в объятия (чисто "Белорусский вокзал"…) и немедля закатываются в пустой по поздневечернему времени бар. Принимают на грудь по стаканУ бренди (летальная доза для японца, как я понимаю) и, под немногословные воспоминания о "дымном небе над Окинавой", испрашивают по второму. Тетка-барменша, которую явно тоже что-то связывает с означенным "дымным небом", немедля занавешивает входную дверь табличкой «Closed» (иероглифами), лезет в какие-то свои захоронки под стойкой и ставит для ветеранов ветхую пластинку с императорским маршем — явно из тех, что лица более законопослушные исправно сдали в 45-ом по приказу оккупационной администрации в ходе демилитаризации страны. Некоторое время все трое в ностальгическом единении вслушиваются в "нашу славу боевую, нашей юности полет", после чего топ-менеджер высаживает — не закусывая — еще стакан и задумчиво резюмирует, с вполне себе иоселианиевскими интонациями: "Блин! Как же это мы, с такими песнями — и войну просрать умудрились, а?"…А теперь подымите мне веки и укажите — что же наличествует в оной сцене такого специфически-азиатского, буддистско-синтоистско-конфуцианско-сакуросозерцательного, чтоб оно было превыше понимания тупого россиянина?

Нет, я, упаси бог, не утверждаю, будто местного колорита в фильме нету вовсе: ракурсы, к примеру, берутся обычно с высоты колен — ну, это вообще "фирменный знак" японского кинематографа… Только ведь речь, как легко догадаться, не о том. Я просто-напросто хочу сказать, что в мире существует ряд территорий, традиционно формирующих социокультурную периферию Европы (Россия, Латинская Америка, та же Грузия), и Япония — одно из звеньев этого обрамления. (Если тут кого оскорбляет слово «периферия» — можете говорить «фронтир»… ну как — сразу полегчало?) И раз уж мы относим к Европейской культуре Иоселиани с Кустурицей и Маркесов-Борхесов-Кортасархесов, то ровно с теми же основаниями следует включать в нее и Акутагаву с Миядзаки. (Нечего удивляться, кстати, что между этими — скажем так: евро-ориенированными культурами возникает некое полумистическое сродство, "влечение — род недуга"; вспомните дивную новеллу Акутагавы «Вальдшнеп», в коей Толстой с Тургеневым принуждены автором разруливать возникший между ними конфликт, действуя чисто в рамках самурайской этики). Да, конечно — в современной японской культуре наличествует не только Акутагава, но и Кавабата (чистый дзэн); так ведь и у нас, в России, хватает отмороженных «деревенщиков», читать которых можно лишь с чисто познавательно-этнографическими целями… Тем же из российских критиков и культурологов, кто отказывает японцам в принадлежности к европейской культуре ("Японское общество является квазидемократическим, лишь мимикрирующим под парламентаризм западных держав… И точно так же "японская наука" не есть явление гомологичное «всемирной», то есть европейского образца, науке") так и хочется сказать: "Да вы на себя-то поглядите! Европейцы, блин…"

Тут могут возразить, что «европейская» (точнее — "евроатлантическая") культура по нынешнему времени, дескать, просто поглотила и растворила в себе все остальные, в том числе и японскую — эдакая культурная глобализация. Ну, вроде как английский стал нынче подлинным языком межнационального общения, в точности как латынь для Средневековья, вполне естественным образом войдя в нашу жизнь по двум каналам — через персональные компьютеры и через молодежную субкультуру (и похоронив при этом, раз и навсегда, любые искусственные прожекты вроде эсперанто)… Однако аналогия сия обоюдоострая: ведь наличие универсального, "от Лиссабона до Сингапура", компьютерно-тинэйджерского пиджин-инглиша отнюдь не отменяет существования на этом пространстве всех прочих языков — в том числе и натурального языка Мильтона и Шекспира.