Показания Шерон Стоун

– Какой прокурор? Ах, да… – Чепель пожимает плечами. – Пожалуйста. Но я надеюсь, что эта запись до времени никуда не уплывет.

– Я понимаю, тайна следствия. Так Вы видели, что показала Шерон Стоун следователям?

– Нет.

– Почему? Вы же следователь. Это видели все. Или, по крайней мере, слышали.

– Да, я слышал… Я слышал… что некоторые этот фильм, так сказать, видели…

– Я Вас не про фильм спрашиваю, а про то, что показала Шерон Стоун следователям.

– Там еще много чего показывали.

– Много чего Вы там увидели, а то, что показала Шерон не увидели?

– Послушайте, Марина Сергеевна. Так нельзя. Мы с Вами на работе. Вы должны ответить на мои вопросы. Вы обязаны ответить на мои вопросы!

– Вы хотите это увидеть, я знаю. Я готова.

– Вы что – Шерон Стоун?

Марина Трегубова с вызовом раздвинула ноги:

– Да, я Шерон Стоун, благодаря чудесам реинкарнации. Вы видели?

– Нет.

– Дай крупнее, Соловьев! – кипятится Жуликов, потирая руки.

Кузнецов, наблюдая все это, хватается за голову.

– Соловьев, выключай!

Соловьев нехотя жмет на стоп.

– Да мы просто глянуть! – возмущен Жуликов. – Чепелю можно, а нам нельзя? Живые же люди…

Кузнецов зловеще шевелит пальцами, наступая на Жуликова:

– А вот не знаю! Это с какой стороны посмотреть. Может и мертвые! Кундеев, логично?

– Логично. Может и мертвые.

– Смотри у меня Жуликов, доиграешься. Много больно знать хочешь!

– Да всего-то…

– Вот покажи ему ЖПО – и все! Хлебом не корми, а ЖПО давай!

Старик хватается за сердце:

– Кундеев, ну-ка мне лекарство! Поднесь быстрее.

Кундеев лезет в сейф Жуликова, наливает стопарик, подносит.

Кузнецов нюхает налитое.

– Да не то! Тут чего покрепче надо! Насмотришься, понимаешь, такого! Взяла и показала – тут никакого здоровья не хватит.

Кундеев опрокидывает стопку в себя, потом в этот же стопарь наливает корвалол.

Жуликов прикрывает сейфик, в который нагло вторгся Кундеев.

– Кундеев, должен будешь. Я деньги не рисую.

– Не Кундеев, а товарищ капитан!

Он украдкой показывает Жуликову кукиш, подносит стопку Кузнецову. Кузнецов оглядывается, чтобы перекреститься перед приемом. Его глаза лезут на лоб.

– Где портрет Президента, Жуликов? Где портрет Президента, я сказал?

– Дык Вы сами сказали в прошлый раз – снять отсюда портрет Президента.

– Как я такое сказал? Кундеев, мог я такое сказать?

– Так точно, Иван Макарович! Сказали, что Жуликов и Соловьев недостойны сидеть в компании Президента.

– Точно, недостойны! Ты только на рожи их посмотри! Одна фамилия чего стоит – Жуликов! Да узнай Президент, что у нас тут есть следователь с такой фамилией… Ой, чего будет, мать честная! Сразу всех на сто первый километр! Иди, принеси портрет Президента.

Кундеев приносит портрет, вешает. Кузнецов, испуганно перекрестившись, пьет, морщится.

– Ты чего мне подал, Кундеев? Ты какой мне дряни налил?

Кундеев обиделся:

– Лекарство я налил, сами же сказали, чего покрепче…

– Когда я сказал? Сроду я такой дряни не пил! Ну-ка, налей чего посерьезней.

– Нашего? Так бы и сказали сразу.

Кузнецов берет стопарь, хочет перекреститься перед портретом, но рука его останавливается в полужесте. Совестно Иван Макаровичу стало, совестно как мальчишке.

– Кундеев, унеси портрет.

Перекрестив стопку, выпивает.

Продвинутый Жуликов нахально спрашивает:

– Ну, чего, так и будем смотреть в черный монитор? Детский сад. Мы что, вообще, ЖПО не видели никогда? Чепелю можно, а нам нельзя?

– Потому что Чепель на работе находится! У него ЖПО – рабочий материал.

Жуликов кипятится:

– Ух бы я сейчас! Свезло Чепику! Лохам везет, а правильным пацанам – когда?

– Смотри у меня, Жуликов, доиграешься!

Примерно в эти дни случилось превращение с одним товарищем, который ну совершенно точно не был посвящен ни в какую магию реинкарнации по определению.

Ну, подумайте сами, как могло коснуться это красивое утонченное учение некого лысого и толстого мужика под 50, который в некоторых сомнительных кругах был известен как Борман.

Не так давно этот Борман в родной деревеньке Вяльцы отгрохал церквушку, чем заслужил уважение в округе.

Тем не менее, мы с Мариной рады всем вновь пребывающим. Правда, далеко не всех сажаем в лодочку, не всем обещаем, что отныне они превратились в кулончик на ее шее… в ананасовую важную салфеточку… зубочистку для ковыряния в белоснежных зубах…

Наш товарищ вышел из церквушки им. Бормана солнечным полднем с тяжелым золотым крестом на шее, который наверняка когда-то являлся экспонатом Эрмитажа.

…Борман направляется к своей машине, которая за оградой. По пути он вежливо кланяется местным старушкам и каждой щедрой подает. Его сопровождают охранники.

Бандюго, повернувшись, к церквушке, широко крестится – от души, с поклоном. Потом шумно вздыхает всей грудью.

– Ну вот, с чистой совестью, так сказать, в дорожку дальнюю… – говорит Борман охранникам. – Он заметно веселеет. – Бог, значит, попускает…

– Попускает… – улыбаются охранники. – А чего ж нет…

Все садятся, машина трогается.