Читаем Показания Шерон Стоун полностью

– Я сказал – запиши! Документально! С бумажкой оно вернее будет. Мало ли чего? А бумажка – вот она, если вдруг чего.

И все-таки надевает наушники…

Тихонько в комнату входит Жуликов, пристраивается к наушникам Кундеева. Ему тоже слышен голос Трегубовой. Он такой властный, манящий, раскованный, что кружится голова:

– Мне показалось, что у него небольшой член.

Кузнецов поднимает палец:

– Во чего говорит! Кундеев, это тоже запиши…

Кундеев чего-то там торопливо карябает:

– Черт! Как игру ловко ведет! Мол, у мужа – небольшой, а у Чепеля – большой…

Жуликов обижен:

– У Чепеля? Шутить изволите. – Хмыкнув. – У меня реально что надо. Я, если что…

– Откуда ты здесь взялся? – оборачивается Кузнецов. – Кундеев, дай-ка дело! Да вон то, потолще!

Кундеев протягивает мясистую папку. Жуликов пятится в угол от Кузнецова.

– Смирна-а-а-а, ешь твою тишь!

Жуликов вытягивается, Иван Макарыч замахивается, но не опускает папку на голову. Пощадил. Молодежь беречь надо.

– Не понял? До сих пор не понял? Сказано тебе, игра это у нее такая… Как в кино! Видел кино такое? «Инстинкт» называется?

– Кто и когда говорил, товарищ полковник?

– А ты кто такой, чтобы тебе все говорить? Сказано – игра эротическая такая… А ты своей елдой куда лезешь? Порнографию мне тут хочешь устроить?

– Ну, ей-богу большой, Иван Макарыч! Чепель знает! В том году в сауне вместе парились у Михалыча!

Кузнецов садится, утирает пот.

– У Михалыча… Ну что с ним делать, Кундеев? Откуда он взялся на мою голову, студент этот? Сидишь тут с ним как на пороховой бочке! Кундеев, ну-ка, объясни этому дураку. Не в головке дело, а в голове.

Жуликов ухмыляется:

– А это когда как… Знаем, плавали…

– Нет, ты посмотри, а? Ты хоть представляешь, кто она такая Тре-гу-бо-ва в нашем государстве? Тре-гу-бо-ва!

– Так она тоже хочет…

– Нет, ты посмотри, Кундеев!

– Сказано тебе: это жен-щи-на, – поддакивает Кундеев. – С большой буквы! А не проститутка!

– Кундеев! Этого идиота к Чепелю не подпускать! Еще подговорит к чему-нибудь! И все дело завалит. А также! – Кузнецов решительно встает. – Повторяю, а также! Обдумать вопрос с премией! Он меня до инфаркта доведет.

Кундеев записывает:

– Вот так, Жуликов, доигрался. Женщина – тонкий инструмент.

Жуликов клянчит:

– Да я ж просто так сказал, Иван Макарыч… Чтобы в базе данных было, если что. 22 сантиметра на дороге не валяются.

– Если что – найдем! – рявкает Кузнецов. – Из-под земли достанем! А теперь – вон отсюда, 22 сантиметра.

Вслед кричит:

– Лучше б извилины у тебя были 22 сантиметра! Дает же бог такую елду дуракам!

Кундеев оборачивается и показывает Жуликову огромный кукиш. Жуликов в ответ – «балалайку».


Нет, ни за что я бы не хотел оказаться на месте Чепеля! Нафига они вообще нужны психологические девственницы?

Петтинг, который предлагала ему Вика, не радовал. Надо понимать, что Чепель уже вышел из студенческого возраста, чтобы довольствоваться этими невинными играми.

– Я должен быть пустой перед допросом. Ни капли спермы, это совет сексопатолога он лайн. Ребята знакомые все говорят то же самое. Иначе я сойду с ума.

– Я не могу, я поклялась маме, что выйду замуж девственницей.

– Но ты же не девственница?

– Я психологическая девственница.

– Блин, да кто это сказал?

– Психолог. Ты что не помнишь, я ходила на консультацию с мамой?

Чепель молчит.

– Он сказал, что девственность – это состояние души…

– Ну, хорошо… давай тогда туда.

Вика привычно закипает:

– Куда – туда? Еще раз повтори: куда это – туда?

– Ты сама знаешь куда.

– Мама сказала, что сзади – некрасиво. У женщины там сзади некрасиво.

– Почему некрасиво?

– Оттуда выходит какашка.

– Но она же выходит не круглосуточно.

– Я сама знаю, Витя. Не надо меня лечить.

– Ну…

– Что – ну? Что ты все время нукаешь? Ты запряг, Витя?

– Ну, так что?

Звук пощечины.

– Не смей больше заводить со мной грязные разговоры!

– Подожди, давай разберемся…

Звук новой пощечины.

– Не заводи больше со мной разговор про это! Неужели ты не понимаешь, что у нас любовь? Что у нас самые настоящие отношения!

Она плачет. Чепель обиженно одевается и спускается во двор.

В полумраке Чепель долго сидит на качелях в центре детской площадки. Подтягивается стайка малолеток (10–12 лет) с гитарой. Лидер – песняр по кличке Серый. И жалобна его сердечная песня, и трепетна, и навзрыд плачет гитара…

Жил один крутановский пацанС Ксюшкой милой он любил сасаца.

Все дружно подхватывают:

Но к другому Ксюшенька ушла,Чтоб с крутаном навсегда растацца.

Серый выводит:

Эсэмэски он писал и слалЕй стихи, и умолял остацца.

Хор подхватывает:

Непреклонна Ксюшенька была,Полюбив с другим теперь сасаца.

Серый ведет:

И тогда крутановский пацанЕй послал последнюю миссагу:

Малолетки дружно вопят:

«Видел я покруче буффира,Но тупняк такой еще ни разу!»

Эта песня приводит Чепеля в ярость.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза