Покемонов день

Сразу расписались. Свадьбу не закатывали: выяснилось, что некого будет пригласить. Он не хотел бы видеть никого из своих знакомых, сводивших его когда-то с женщинами, она за годы столичной жизни растеряла здешних подруг.

Через девять месяцев родился мальчик. Назвали Никитой.

Мужчина сильно переживал: он никак не мог полюбить своего ребенка. Своего настоящего ребенка. Поначалу, когда Никита только спал, кричал и ел, Мужчина думал, что это пройдет: вот только мальчик подрастет, пооглядится в своей новенькой жизни, начнет улыбаться родителям – и сразу расцветут родительские чувства. И будут греть сердце. Как это было с Сашенькой.

Но Никита подрос, охотно улыбался родителям, перестал кричать в перерывах между едой, начал ходить, ухватившись за папин или мамин палец – а родительского чувства не было.

По привычке, когда наваливалась особенно тяжелая хандра, он уединялся и воображал, что рядом с ним его Сашенька. Они разговаривали, рассматривали облака. Коллекционировали облака. Но облака над городом плыли какие-то грязные и косматые. Скорее, то были тучи.

– Ты нас любишь? – спросила Она однажды, кормя Никиту яблочным пюре.

И Мужчина испугался.

Он твердо решил прекратить эту шизофрению. В подтверждение серьезности своих намерений он даже напился в одиночестве в баре, куда давно уже забыл дорогу. Мужчина решил, что раз уж он не может ощутить себя настоящим отцом, ему стоит занять себя чем-то полезным для семьи. Он решил продвинуться по службе. Это оказалось несложно. Окончил курсы повышения квалификации, что давно предлагал ему Большой Начальник, получил повышение.

И опять – время шло, а ничего не менялось. То есть менялось. Но вокруг, а не внутри.

Мужчина стал сравнивать Никиту с Сашенькой – и сравнение оказывалось не в пользу Никиты. Никита не так смеялся, не так ходил. Даже мороженое ел не так, как следовало – аккуратно подворачивая края обертки и отводя в сторону локоть, чтобы не заляпаться. А если все-таки капало на руку, сильно расстраивался и никогда не слизывал белую капельку с руки. Он был подвижным и шустрым мальчиком. Мог целыми днями носиться по квартире, громко барабаня пятками. Непонятно, как такой шустрый мальчик может быть таким аккуратным. Словом, он был непонятен Мужчине.

Когда в шесть лет Никита впервые соврал отцу, тот назвал его дрянным и лживым – и орущего благим матом отправил в угол. (Вранье было сущая мелочь: мальчик не любил чистить зубы – сказал, что почистил, а Мужчина зашел за ним в ванную и обнаружил, что зубная щетка сухая.) Было много слез, Никита кричал, что никогда больше не будет чистить зубы, что они у него и так всегда чистые. Жена – а к тому времени Великая Первая Любовь окончательно превратилась в Жену, сменив оперение жар-птицы на простенькие домашние перышки – тихо плакала в подушку.

Мужчина во всем обвинил Сашеньку. Это он, маленький виртуальный человечек, мешает ему вернуться к реальным людям. Это из-за него Мужчина становится черствым и злым. С ним Мужчина умел быть душевным и бесконечно милым, и веселым, и мечтательным, и… в общем, быть хорошим он мог теперь только с Сашенькой. Он, оказывается, разучился жить с живыми людьми.

И Мужчина придумал убить Сашеньку.

Убить. Раз не удается выбросить его из головы – просто взять и перестать о нем думать – нужно действовать так же, как он действовал, когда его выдумывал. Главное – поубедительней вообразить, что Сашенька погиб. Он убьет его безболезненно, быстро. Бережно.

Представить, как ладонь ложится на застывший лоб… А дальше – свобода! Мужчина станет нормальным и добрым. Как раньше.

День убийства Мужчина назначил на понедельник. На работе взял отгул и поехал на машине за город. Он знал одно место, бывший глиняный карьер. Дно карьера усеяли кусты и болотца, вокруг густо разрослись тополя. Узкие тропинки вдоль крутых склонов, подсохшие кучки обвалов, похожие на шершавые языки каких-нибудь гигантских животных. Поодаль сочные рыжие холмы с редкими пучками травы. Лучшего места для убийства не найти.

Мужчина добрался туда ровно в полдень. По далекой трассе катились бесшумные автомобили, над карьером блестело солнце.

– Папа, а зачем мы сюда приехали?

Нужно было как можно подробней сыграть роль бесчувственного мерзавца. Впустить вовнутрь побольше гадости. Пусть будет неприятно. Пусть даже надолго. Зато закончится наваждение.

– Прогуляемся, давно мы с тобой не гуляли.

– Это из-за того, что у тебя теперь есть настоящий сын?

– Глупости. Просто много работы, – Мужчина махнул рукой в сторону торчащего впереди корнями к небу выкорчеванного дерева. – Иди.

Они обогнули перевернутое дерево и пошли вдоль карьера.

Невидимые воробьи скандалили в кустах. На подошвы налипала яркая желтая грязь.

– Снимай куртку, понесу. Жарко стало.

Мужчина закинул Сашенькину куртку на плечо и пошел за ним следом. Скоро они углубились в посадку. Сашенька шагал по тропинке, поглядывая вниз, на мешанину луж и кустов.

– Иди, я иду.

На повороте, где тропинка сворачивала от края обрыва к развалившемуся сараю, Мужчина решил – пора.

Сашенька вскрикнул и покатился вниз.