Покер лжецов

Со временем Отморозок и Пиранья стали моими любимыми персонажами 41-го этажа. В них не было дерьма. Они были грубыми, но при этом в них была справедливость и определенная честность. На 41-м этаже проблемы создавали люди жесткие, но лишенные честности, которых студенты звали между собой «пламенеющая жопа». К Пиранье и Отморозку можно было приспособиться. Достаточно было знать то, чего они от нас требовали. Но как можно приспособиться к маклеру, который швыряет в тебя телефонной трубкой всякий раз, как ты проходишь мимо его стола? Что может поделать женщина с женатым директором отделения, который пытается ее приласкать всякий раз, как застанет одну? Наша программа не учила правилам выживания, но иногда перед нами появлялся некто, делавший близкими и зримыми ужасы 41-го этажа. Для меня таким человеком стал Ричард О'Грэди, молодой продавец облигаций с 41-го этажа, только год назад закончивший учебные курсы.

Когда О'Грэди вошел в аудиторию, первое, что он сделал, это выключил видеокамеру, которая всегда записывала ход занятий. Затем он закрыл дверь. Потом проверил внешние записывающие устройства, размещенные на кронштейнах за окнами 23-го этажа. И только после этого сел.

Для знакомства он рассказал нам, как попал в Salomon. Он был одним из юристов компании. Юристы компании, наблюдая за сладкой жизнью маклеров, часто заканчивали тем, что тоже становились маклерами. Фирма сама предложила О'Грэди попробовать свои силы в этом деле. Собеседование проходило во второй половине дня в пятницу. Первым его экзаменовал Ли Киммел, бывший тогда директором отделения (а в момент написания этих строк являющийся членом исполнительного комитета). Когда О'Грэди вошел в кабинет Киммела, тот читал его анкету. Глянув на вошедшего поверх бумаг, Киммел сказал: «Амхерст, Фи Бета Каппа, первоклассный атлет. Гарвардская школа правоведения, ты, должно быть, многого добился». ОТрэди засмеялся (а как еще он мог отреагировать?).

— Что смешного? — спросил Киммел.

— Мысль о том, что я многого добился, — ответил О'Грэди.

— Совсем не смешно, — возразил Киммел, и в голосе его послышалось раздражение. — Так чего ты добился?

— Это вас не касается, — отрезал О'Грэди.

Киммел стукнул кулаком по столу.

— Не смей мне так отвечать. Если я спрашиваю, значит, имею право знать. Понял?

О'Грэди каким-то образом прорвался через этот допрос и еще через ряд похожих и к концу дня оказался перед Лео Корбеттом, тем самым человеком, который взял меня на работу.

— Ну что ж. Дик, — сказал Корбетт, — что скажешь, если я предложу тебе работу?

— Я хотел бы работать на Salomon, — ответил О'Грэди, — но я также хотел бы отправиться домой и день-два подумать.

— Так говорят юристы, а не маклеры, — заметил Корбетт.

— Лео, я сейчас не торгую, я инвестирую, вкладываю капитал, понимаешь?

— Не намерен выслушивать дерьмовое умничанье в стиле Гарвардской школы правоведения, — ответил Корбетт. — Начинаю думать, что тебя пригласили по ошибке… Я пойду пройтись и вернусь через десять минут, и будь добр, приготовь ответ к этому времени. О'Грэди рассказывал, что первой его мыслью было, что он чудовищно ошибся в отношении компании. Затем он встал на человеческую точку зрения (О'Грэди оставил освежающее впечатление, что он, в отличие от других обитателей 41-го этажа, вполне похож на человека). Его пригласила на работу компания. Откуда взялись эти болваны, выдвигающие ему ультиматумы? О'Грэди вогнал себя в состояние священной ирландской ярости. К тому же Корбетт прогуливался намного дольше, чем обещал, отчего О'Грэди разозлился еще сильнее.

— Ну?… — спросил вернувшийся Корбетт.

— Я не стану здесь работать за все золото мира, — сказал О'Грэди. — За всю мою жизнь не встречал больших кретинов, чем сегодня. Возьмите вашу работу и заткните ею свою задницу.

— О, наконец-то ты заговорил по-людски, — обрадовался Корбетт. — Ты сегодня в первый раз заговорил как мужчина.

Разъяренный О'Грэди выскочил из небоскреба Salomon Brothers и устроился на работу в другую уолл-стритовскую компанию.

Но это было только начало истории, которая вновь стала раскручиваться через год после того, как О'Грэди сообщил Лео Корбетту, куда именно следует засунуть предложенную ему работу. Salomon опять прислала ему приглашение на работу. Они просили у него прощения за то, как с ним обошлись год назад. С их стороны это был разумный ход, потому что О'Грэди не только стал за этот год превосходным продавцом облигаций, но и крайне редким и ценным для торгового этажа примером любезности и благожелательности (кажется, я как-то видел, как он подавал нищему). Поразительным было не то, что фирма опять его позвала, а то, что О'Грэди согласился с ними разговаривать. Как сказал некогда мудрец, единственное, чему учит нас история, — это то, что она ничему нас не учит. О'Грэди принял приглашение на работу.

И вот теперь он собирался рассказать нам то, что всех нас так сильно интересовало.