Меня обдало холодом. Не сразу. Я успел снова отвернуться и даже сделал несколько шагов вперед. А потом – словно снега бросили за шиворот. В голове защелкало, отчего-то всплыла мысль, что Зимнего взорвали.
Мышцы напряглись непроизвольно, словно в ожидании удара. Спина стала огромной, на всю улицу. Огромной и совершенно голой, покрытой холодными пупырышками. И мишень, нарисованная на этой спине между лопаток, тоже была покрыта мелкими пупырышками. И пупырышки эти дурацкие не могли от страха усидеть на месте, а все бегали по кругам мишени, бегали, а наиболее струсившиеся просто сбились в копошащийся комок в центре мишени.
Я попытался глубоко вздохнуть, но вздох пресекся где-то в районе диафрагмы. Дышать можно, но глубокие вздохи не проходят. Поэтому дышать пришлось чаще, сердце в результате заколотилось как припадочный чечеточник, кровь бросилась в голову. И адреналин… Откуда у простого человека столько адреналина? Я мог бы в тот момент поделиться этим самым адреналином с десятком-другим особо нуждающихся.
Оглядываться я не стал. Я его чувствовал, как говорил когда-то сатирик, спинным мозгом. Под ногами хлюпало. Я перестал смотреть под ноги, что в октябре противопоказано, особенно, если на ногах туфли.
Я мысленно взял себя за руку и почти силком потащил к телефону. Спокойно, Сашенька. Тебе снова все примерещилось. Мужик просто решил сходить в магазин и купить пива. Или сигарет.
Тампаксов для жены и прокладок для любовницы. Вам просто по дороге, а на тебя он смотрел… Ну «голубой» этот мужик. Педик. Я остановился возле телефона, висевшего, как и предыдущий, на стене крыльца.
Снял трубку. Тяжеленную ледяную трубку. Молчащую тяжеленную ледяную трубку. Осторожно поглядел направо.
Нету. Не стоял мужик и не подкрадывался ко мне, извлекая из-под своей коричневой кожаной куртки пистолет с длинющим стволом.
Я позволил себе облегченно вздохнуть. Нету. Все нормально. Нужно идти к следующему телефону, который возле гастронома. И все-таки дозвониться…
А куда, собственно, девался мужик? Я повесил телефонную трубку и огляделся. Испарился.
Ну и черт с ним. Ну и…
Мужик вынырнул из-за киоска сразу же, как я двинулся к гастроному. Как чертик из табакерки. Убил бы, гада!
Или это не моя епархия, убивать? Может, это его профессия – «мочить» бывших журналистов. Бывших знакомых Зимнего. Твою мать.
Я не люблю материться. Даже в армии, целых полтора года максимум, куда я посылал особо отлившихся сослуживцев, был банальный пень. Уже потом, став заместителем командира взвода, я был вынужден переводить обычные слова на общедоступный матерный. И даже добился в этом тонком искусстве некоторых результатов.
В голове моей разом всплыли все армейские выражения. Подойти и сказать… А как он, кстати, отреагирует, если я к нему подойду? Начнет убегать? Или действительно вытащит пушку?
Я шел. И он шел за мной, не сокращая дистанции. Так мы дошли до троллейбусной остановки. И подъехал троллейбус. Решение принялось само собой. Тело получило приказ от насмерть перепуганного мозга. Даже не от мозга, а от мозжечка. И так стремительно, что сознание мое даже не успело принять участие в обсуждении планов на будущее.
Все в порядке. Мне очень нужно было сесть в троллейбус и ехать. Как миллионам граждан Украины. Нас вообще пятьдесят два миллиона. Было. При последней переписи. Некоторые, наверное, уже выбыли. Вот Зимний. Например.
Троллейбус, дернувшись, поехал, а я так и не взглянул на остановку. Пусть он просто исчезнет. Просто исчезнет.
– Билеты покупаем! – потребовала кондукторша.
Я нашарил в кармане мелочь, отсчитал три гривенника, взял билет. Дыхание понемногу выровнялось. И я почти успокоился. Почти. Этот гад в кожаной куртке, стоял нескольких метрах от меня. И особо не прятался. Просто смотрел в окно.
Сергей Алексеев мог только кивать головой. Эта единственное, что ему было разрешено головой делать. Думать ему было накрепко запрещено.
– Таким образом, – скучным голосом произнес сидевший за столом украинский контрразведчик с очень редкой фамилией Петров, – мы можем констатировать, что на сегодняшний дент не имеем ни каких возможностей выйти на убийц как майора Бойко, так и гражданина Горяинова Д. А.
Алексееву показалось, что фразу эту Петров произнес с каким-то странным удовлетворением. Но промолчал.
– Ну? – спросил Петров.
– Что «ну»?
– Это и будем сообщать начальству?
– Не знаю, – чистосердечно произнес Алексеев. – Я тут просто наблюдатель. Этот, сторонний.
– Ага, – кивнул Петров. – Значит, будем проталкивать версию о том, что российская разведка убрала нашего контрразведчика в момент задержания своего агента, а потом устранила и самого агента, гражданина Украины.
– Будем проталкивать, – согласился Алексеев.
– И что?
– А что?
– А как-же международный скандал?
– Мне эти ваши международные дела – вот где сидят, – Алексеев постучал ребром ладони себя по горлу. – У меня дома жена молодая. А я ее с самой свадьбы не видел!
– Да, это тяжело. Жизнь вообще тяжелая штука. Вот, например, я – не женат. И все равно тяжело.
Алексеев промолчал.