Похищение

Я летел вниз, все ещё не веря в свою близкую кончину, хотя в проявшейся голове уже прокручивался и этот пессимистический вариант: мое большое бедное тело с разбитой головой и переломанными костями валяется мешком среди мешков иного содержимого... Я в полете стукнулся плечом, разодрал левую руку о что-то твердое, перевернулся в воздухе и головой вниз врезался в кучу песка, скользнув по которому, с плеском ушел с головой в какую-то черную жидкость.

Все-таки это оказалась вода. Вынырнув, я ощутил, как стекает по лицу очень грязная, размешанная с частицами цепента вода. Видимо, в этом огромном корыте размешивали цемемтный раствор, а перед уходом, опустошенную емкость рабочие просто залили водой.

Я выбрался из этого железного чана, с меня стекала грязь, болело левое плечо, болела ушибленная рука, но я был живой, хоть и сам себе казался жалким, мокрым, ничтожным. Кроме того, в полете я потерял пистолет и чем предстояло защищаться от понаехавшей своры - ума не мог приложить.

Сверху вдруг упал крюк, утонул в песке, но меня в темноте не нашел. Крановщик, видимо, не хотел оставлять попыток достать меня. Вдруг что-то изменилось, стало тише, я понял, что бандит наверху выключил механизмы крана, однако внизу урчал мотор "Волги", и ко мне приближались чьи-то голоса, говорившие неразборчиво и взволновано.

Я сам взволнованно и лихорадчно искал хотя бы кусок арматурного прута, чтобы было чем отбиваться. Вверху вдруг появился луч фонарика, конечно, несравнимо более слабый, чем луч прожектора, но пятнышко света стала шарить по моей куче беска, по мне, по приехавшим людям. Тут же раздались выстрелы сверху; у крановщика был и пистолет. Но тут яростно закричал знакомый мне голос, сразу после этого раздался шквальный огонь из автоматов и пистолетов, и я, внезапно осознав, что голос принадлежит майору Степанову, почувствовал, как силы покидают меня.

Я сел на песок, спасший меня при падении и, жадно ловя ртом пахнущий металлом и мокрым цементом воздух, думал, что все теперь позади, а главное, главное здесь свои, успел майор, а значит, беспокоится уже не о чем.

Я не чувствовал холода, не чувстовал, что я мокрый, грязный, что с меня продолжает стекать вода, что левая рука быстро немеет - все было второстепенным, главное, все позади, и все как тогда, на войне, где ты не был один, где рядом были всегда товарищи, а прочие передряги - так, мелочь.

Все ещё слышались отдельные выстрелы, но чувствовалось, что все уже закончилось, стреляют так, по инерции. Я сидел на холодном, мокром песке и умиротворенно ждал. Звезды в мутном небе светили бледно и сумрачно. Ветер шарил в трюмах сухогруза, в открытых бункерах ваговнов, по пустой территории пакгауза, поднимал пыль, шелестел мусором.

- Живой? - подойдя ко мне, спросил майор Степанов. - Везучий ты. Я уж надеясля, что на этот раз найду твой хладный труп. Завтра мне все доложишь, что здесь произошло, и чтобы я тебя больше не видел. Надоел, понимаешь, герой, путаешься под ногами, а нам неприятности. Сваливай отсюда. Чтобы духу твоего не было, понял?

Я не обиделся. Поднялся с трудом, н скоро уяснил, что, в общем-то, цел и быстро прихожу в себя. Пока все ещё были заняты на свежем воздухе, я решил вновь посетить контору.

ГЛАВА 35

ЗА ВСЕМ СТОИТ КЛИН

В конторе уже никого не было. Я быстро осмотрел все комнаты, вышибая двери всюду, где они были закрыты на замок. Более того, не нашел даже следов пребывания здесь жены Тарасова и его дочки. Все бандиты убрали за собой.

Никого здесь не было. Не было и ночных рабочих. У меня вновь заныла голова. Несколько фонарей и прожектор делали ночь ещё темнее, а из окон те механизмы и части строений, что были освещены, казались порождением внеземных цивилизаций.

Я вышел из здания конторы и пошел в сторону выхода из порта, туда, где был шлагбаум, за которым я оставил свою "Девяытку". Внезапно поднялся ветер и бурно встречал меня на перекрестках дорог. В кармане нащупал мятую пачку сигарет. Закурили.

У шлагбаума вновь никого небыло. А моя машина стояла на месте.

Выехал на улицу. Встречные машины с бесконечными людьми за темными стеклами. Вокруг фонарей сияющие ореолы из разноцветных колец поляризованного света. Прохожие перебегали улицу в неположенном месте, рискуя своими жизнями просто так, бездумно, глупо. Мотор ровно урчал, кружевные тени листьев пробегали по мне, по коленям, по лицу, и я ждал с чувством непонятной тоски повторения этих простых вещей, никак не связанных с тем темным ужасом, в котором я так недавно пребывал; новый фонарь, бегущие негативы теней в салоне, светофор, машины, снова прохожие, снова фонари... Мне необходимо было принять ванну, снять с себя грязную одежду и основательно подкрепиться.

Во дворе, под густой маслянистой зеленью деревьев ясно блестели фонари, запах мокрых тополей был и свеж и прян, в домах тихо светились окна. Все это внешнее было как-то отстраненно прекрасно, не имело ко мне никакого отношения, но от этого действовало успокаивающе: и зелень, и фонари, и эти тихие окна, за одним из которых меня ждала моя одинокая холостятская обитель.