Похищение

Припарковавшись, я кое-как пробираюсь сквозь толпу представителей СМИ на собственный двор. Сейчас в этом доме живет гей-пара с удочеренной девочкой, и, должен сказать, моим родителям никогда не удавалось поддерживать сад в таком безукоризненном порядке. Однако за зарослями рододендронов, в уголке, остался отогнутый край проволочной ограды, за который можно потянуть и протиснуться аккурат во двор Делии. Там мы с ней прятали друг для друга записки и сокровища. Я без стука вхожу через черный ход.

– Ди? – кричу я. – Это я.

Не дождавшись ответа, я отправляюсь в кухню. Делия, согнувшись, стоит у стола с телефоном у уха. Она одета в джинсы и какой-то свитер явно с плеча Эрика; ее черные волосы свисают неопрятными космами, ноги босые. На полу восседает Софи в ночной сорочке и расставляет пластмассовых животных в армейские шеренги.

– Фиц! – говорит она, заметив меня. – Представляешь, а я сегодня не смогла пойти в школу, потому что машины не давали нам проходу.

– Вы не могли бы проверить еще раз? – говорит Делия в трубку. – Возможно, она записана как Э. Мэтьюс.

Я опускаюсь на колени возле Софи и подношу к губам указательный палец: тссс… Но Делия швыряет телефон и принимается ругаться как сапожник. Та самая Делия, которая когда-то чуть голову мне не открутила, стоило мне чертыхнуться в присутствии трехмесячной Софи. Я ловлю ее взгляд и вижу, что в глазах ее стоят слезы.

– Они должны были сообщить ей обо мне… О нас, о том, что мы живем в Нью-Гэмпшире. Но она не позвонила, Фиц. Не позвонила.

Этому можно найти множество объяснений: к примеру, она уехала из Аризоны, или ее еще не уведомили, или же она умерла. Мне, впрочем, не хватает смелости подсказать это Делии.

– Может, она боится, что ты не захочешь с ней разговаривать. После ареста отца и прочего… – говорю я минуту спустя.

– Я тоже так подумала. И поэтому решила… сама позвонить ей. Но вот в чем проблема: я не могу ее найти! Я не знаю, вышла ли она замуж повторно или оставила девичью фамилию… Я даже не знаю, какая у нее девичья фамилия! Она остается для меня загадкой.

Я заглядываю под стол.

– Софи, – говорю я, – я дам тебе доллар, если ты сбегаешь наверх и успеешь найти мамин фиолетовый лак для ногтей, пока я не закончу считать. Раз, два, три…

Девочка уносится метеором.

– Я не пользуюсь лаком для ногтей, – устало говорит Делия. – Правда? Вот это да! – Я делаю неуверенный шаг вперед. – Так что вы сказали Софи?

– Она видела, как полицейские уводят ее деда в наручниках. Что мне оставалось? – Делия покачивает головой. – Я сказала ей, что это такая игра. Вроде той, в которую мы играли, когда приехали копы. – Она закрывает глаза. – «Неприятности».

– А где Эрик?

– В своем офисе. Готовит бумаги к суду в Аризоне. – Она, запнувшись, медленно опускается в кресло. – И знаешь, что забавно? Я каждую ночь молилась, чтобы моя мать была жива. И, заметь, не только в детстве. Еще неделю назад. Например… когда Софи играла роль зуба в школьной пьесе о здоровом образе жизни, я хотела, чтобы моя мать это видела. Или когда я должна была выбрать основные блюда на свадьбу и не могла даже произнести половину названий в меню. Я часто воображала, что в больнице что-то напутали и что моя мать рано или поздно придет и скажет, что произошла чудовищная ошибка. И вот что бывает, когда твои желания исполняются: мать-то у меня появилась, зато я теперь не знаю, кто я. Не знаю, когда у меня настоящий день рождения. Не знаю даже, действительно ли мне тридцать один год. Я думала, что знаю своего отца… и тут выясняется, что он – самый главный обманщик.

– Он остается тем человеком, с которым ты выросла, – осторожно говорю я, на цыпочках продвигаясь по минному полю ложных утешений. – Он тот же, кем был вчера.

– Ты так считаешь? – отвечает Делия. – У нас с Эриком случались довольно непростые ситуации, но мне никогда и в голову не приходило схватить Софи и убраться куда подальше, чтобы он ее больше не увидел. Я не могу представить, что может заставить человека так поступить. А вот мой отец, похоже, смог это сделать.

Я по собственному опыту знаю, что мы далеко не всегда понимаем и принимаем выбор, сделанный нашими близкими. Однако продолжаем их любить. Дело не в понимании. Дело в прощении.

Но на то, чтобы узнать это, мне понадобилась вся жизнь. И куда это меня привело? А привело это меня к тому, что попроси Делия меня прыгнуть в океан – и я уже напяливаю резиновые сапоги. Некоторые уроки невозможно преподать – их можно только усвоить.

– Не сомневаюсь, у него были на это причины, – говорю я. – И я уверен, что он хочет с тобой поговорить.

– И что тогда изменится? Все станет как прежде? Я почему-то сомневаюсь, что мама будет приходить к нам на обед по воскресеньям и мы вместе будем хохотать над старыми добрыми временами. И я не знаю, как теперь смогу слушать его и не подозревать в каждом слове подвох. – Она начинает плакать. – Если бы этого ничего не произошло… Лучше бы я ничего не знала…