Похищение

– Эндрю, я вас умоляю… Я думал, одной ночи в тюрьме будет достаточно, чтобы вы передумали здесь прописаться. – Глаза его вспыхивают, но он не говорит ни слова. – И потом, по-вашему, как это воспримет Делия? – добавляю я. – Увидевшись с вами вчера вечером всего на полчаса, она уже потеряла покой.

– Но истинной причины ты не знаешь, Эрик. Она меня ненавидит. Ненавидит за то, как я с ней поступил.

Делия плакала, вернувшись домой, но я не стал спрашивать почему. Предположил, что это нормально, когда твоего любимого отца сажают в тюрьму. Я не стал спрашивать; я не мог спросить, будучи адвокатом ее отца… И, оставаясь адвокатом ее отца, я не могу посвящать Эндрю в ее соображения на этот счет.

– Это она попросила меня не признавать вину, – сознаюсь я. – Она настояла.

Эндрю поднимает глаза.

– До того как увиделась со мной или после?

Я, не дрогнув, лгу:

– После.

Когда же этому всему придет конец?

Обессилев, он опускается на стул, и я впервые замечаю синяки у него на лбу и около рта. И следы ногтей на шее. На слушании я был настолько занят судьей, что даже не взглянул на своего подзащитного. Он долго молчит, и единственный звук в комнате доносится из бьющейся в предсмертных конвульсиях лампы на потолке.

– На нее сейчас столько всего навалилось, – вкрадчиво увещеваю его я. – Вы двадцать восемь лет прожили с осознанием возможности такого исхода, а для Делии это было потрясением. Ей нужно немного времени. И ей нужно знать, что вы готовы дать ей его. – Я запинаюсь. – Вы пошли на громадный риск, чтобы быть с ней, Эндрю. Зачем же останавливаться сейчас?

Я вижу, что он сомневается, а другого мне и не надо.

– Если я послушаюсь, – наконец произносит он, – что со мной будет?

Я качаю головой.

– Не знаю, Эндрю. Но если вы меня ослушаетесь, могу точно сказать, что будет с вами. И мне кажется…

Внимание мое привлекает арестант, идущий мимо нашей комнаты. В крохотном окне я различаю его седые волосы до плеч и ссутуленные плечи. Ему, должно быть, лет семьдесят, а то и все восемьдесят. Эндрю может ожидать такая же участь.

– Мне кажется, все заслуживают второго шанса, – договариваю я.

Эндрю опускает голову.

– Можешь передать Делии кое-что?

Он спрашивает о том этическом канате, на котором я балансирую. Как адвокат я давно привык к подобной эквилибристике, но сейчас я вспоминаю, что этот человек – не просто мой клиент, а его дочь – не просто свидетельница. И земля становится дальше еще на тысячу миль.

– Все, что вы скажете, не покинет этих стен, – заверяю его я.

Эндрю кивает.

– Хорошо.

И сделка заключена: плечи его расправляются, кулаки разжимаются, мы обмениваемся доверием.

Я, откашлявшись, деловито извлекаю из портфеля блокнот.

– Ну что же, – начинаю я подчеркнуто сухо, – расскажите, как вам удалось ее украсть.

На этом этапе клиент обычно вопит: «Я этого не делал!» Или: «Клянусь, меня просто попросили поставить эту машину в гараж. Я не знал, что она ворованная!» Или: «Я надела джинсы своего парня. Откуда мне было знать, что там в кармане лежит пакет травки?» Но Эндрю уже признался во всем, а цепочка улик; тянущаяся через тридцать неполных лет, безошибочно указывает на то, что они с дочерью жили под вымышленными именами и с вымышленными биографиями.

Его дочь… Женщина, у которой на щеке три веснушки, сложенные в созвездие Ориона; женщина, которая полностью знает текст песни «Крушение Эдмунда Фицджеральда»; женщина, которая прижала мою руку к своему животу и сказала: «Я на сто процентов уверена, что это пятка. Или голова».

Эндрю делает глубокий вдох.

– Мне дали ее на выходные, как мы и оговаривали при разводе. Я сказал ей, что мы отправляемся в путешествие. Ты же сам знаешь, как это бывает, когда обещаешь что-то хорошее Софи, а она начинает…

– Прекратите! – прерываю его я. – Я не позволю вам сравнивать свою ситуацию с нашей, понятно?

Он начинает заново.

– Знаешь, как бывает, когда обещаешь ребенку что-то чудесное? Как будто протягиваешь целую горсть конфет. Бет была в восторге, ей очень хотелось каникул…

– Бет.

– Так ее звали… тогда.

Я, кивнув, записываю имя в блокноте. Оно ей не идет. Я зачеркиваю имя жирными черными линиями.

– Я заскочил к себе домой – после развода я жил в студии в Темпе – и упаковал столько вещей, сколько влезло в чемоданы. Остальное – бросил. И мы поехали…

– У вас не было готового плана?

– Я даже не знал, смогу ли это сделать, пока мы не выехали на трассу. Я так злился…

– Погодите. – Если он украл Делию, чтобы отомстить или насолить кому-нибудь, я не желаю об этом слышать. В противном случае я не смогу защищать его, не прибегая к лжесвидетельству. – Значит, вы выехали на шоссе… И что произошло дальше?

– Я двинулся на восток. Как я уже говорил, я ни о чем не думал… Мы ночевали в мотелях, где можно расплачиваться наличными, и каждую ночь придумывали себе новые имена. В какой-то момент я понял, что приближаюсь к Нью-Йорку. Ну, понимаешь, в Нью-Йорке живут миллионы людей, никто не заметит двух новых…

Мы с Делией ездили в Нью-Йорк еще студентами. Она сгорала от нетерпения. Говорила, что всю жизнь мечтала там побывать.