Похищение

Юрка Селиванов прибежал - идите, говорит, на Волгу. Таня, говорит, утонула. И знаешь, погоревали - и перегорело горе-то. Володька родился. Да в колхозе, да дома, хозяйетво. Так и жили, я и, сказать стыдно, на могилку не ходила. А как Тимофей помер... Третий год, как помер. Помер Тимофей на Сретенье. Много народу тогда было. Лида приехала, привезла покров белый, шелковый. Это, говорит, тебе, батя, от меня. Колбасы привезла три палки, сыру, масла.

Мясо-то я в колхозе взяла, двенадцать кило. Председатель выписал. Вина два ящика. Из Молокова были Морозовы, да Павел Дмитрич, да Михаил Тихоныч, да Чугунников Алексей, художник московский Володя, Лена хромая. Из Теличена Коля Солянкин с Зиной, Вера Дроздова, Маша горбатая, Николай Арсентич. Из Кореничена Глуховы, из Федурнова Гутя пришел, он с Тимофеем в кузне еще до войны работал. А Сашка приехал с одним чемоданчиком. Я говорю: "Сынок, неужто закуски какой привезть не мог?" А он: "Мне, мать,- говорит,- это без надобности". Я ему: "Дай хоть двадцать пять рублей". Ну он дал. Мне Валька, невестка, писала: "Мам, - говорит,- сколько он тебе денег дал?" Я и постеснялась сказать, что на отцовы похороны только двадцать пять рублей дал, да и скажи - двести. Она говорит: "Мало с него, подлеца, взяла". Дал бы он впрямь двести, я бы Тимофею хороший памятник поставила, а то бедный памятник. Ограда-то хорошая, крепкая, а памятник бедный.

Володька говорит: "Я, мам, заработаю, поставим бате памятник, не проси,- говорит,- Сашку, ну его к матери". Фотографию-то уж сделали, на этом, на стекле. Эту, видать, в нагрузку дали, бумажную.

Я с ней разговариваю - скучаю. Плачу вот. Или Тайгу, собаку, увижу - а она родилась-то как раз, когда Тимофей вставать перестал,- увижу и того гляди... Скучно, иной раз зимой так скучно, хоть вой. Во всей деревне - Юрка с Машкой да Арсентий Палыч, учитель. Володька рано уйдет, я Красотку накормлю, курам кину - и на печь. И есть не хочется, и ничего не хочется. Я и продала бы корову, да пенсия сорок четыре рублика, не прокормишься, да и Володьке надо. Бутылку ему в выходной надо? Надо. Свои-то он сразу просвистит на рыжую Гульку. Ой беда с ней. Баба с двумя детьми малыми, мужем брошенная, а Володьку присушила. Он уж что задумал - я, говорит, Тайгу зарежу Гульке на шапку. Я умолила - не тронь собаку. Это мне об отце, об Тимофее, память. Молока-то возьмешь? Я только надоила, теплое. Ну иди, иди, стучи свое, может, чего выстучишь. А за суку свою не сердись - в сердцах я, не трону боле, и Наташке скажи - не трону. Анюта-то еще приедет?

Я шел домой, прижимая теплую кринку к животу, и встретил остромордую грязную Тайгу. Она злобно ощерилась и обошла меня стороной.

"А, впрочем,- думал я, садясь за машинку,- почему мы должны поставить крест на космическом волке Бакките? Разве сюжет властен над нами, а не мы над сюжетом? Разве человек для субботы, а не суббота для человека?" Я заправил свежий лист и смело напечатал:

глава девятая

Во время этого головокружительного падения я инстинктивно вцепился изо

всех сил в бочонок и закрыл глаза.

Э. По

В форме СФ с витыми шнурами, кажущийся кавалергардом с картинки, зорким глазом оглядывающим места недавнего жаркого сражения, вышел и угнездился между двумя трапами в торце "Игоря Сикорского" старый навигатор с Андромеды Баккит-Улад.

Пока по левой аппарели скользили вниз и разбегались по складским ангарам кибертележки с транзитным грузом - тюками кирийского табака, мешками желтого сахара с Трай-пийского архипелага, цистернами сгущенки из Кост-ро-Маны и прочим колониальным товаром, по правому трапу такие же автопогрузчики втаскивали в корабельное брюхо и рассовывали по трюмным закоулкам всякий технологический хлам вроде стержней из металлического водорода, слитков сверхчистого арсенида галлия, универсальных киберблоков, паровозных свистков и двутавровых балок.

Подошел белый от волнения экспедитор В'Анья:

- Б-баккит, б-беда. П-пропали две б-бочки б-бусидийской сельди.

- Две?

- Угу.

- Как ты обнаружил пропажу?

- Об-бнаружил тем, что не об-бнаружил б-бочек.

- Вот и хорошо, вот и не ищи.

- Как так не ищи?

- Ты не кричи, В'Анья. Ты займись своим делом.

- Мое дело - об-беспечить сохранность груза.

- Чушь! Твое дело - оформить протокол на исчезнувший груз. Иди и пиши акт. Я подпишусь.

- А селедка?

- В'Анья, ты когда-нибудь пробовал буссидийскую селедку под шубой из перьев молодого орнидила?

- Я не ем острого,- холодно сказал экспедитор.

Лицо Баккита пошло пятнами. Серые усы раздувались. Дыхание сбилось.

- Это буссидийская-то сельдь остра?

- Не знаю, не п-пробовал.

- Так слушай внимательно. Ты замачиваешь тушку в молоке ейлицы, выдерживаешь два часа, вынимаешь хребет и режешь на ломтики. Ломтики укладываешь в селедочницу, покрываешь слоем красного лука, нарезанного кольцами, потом посыпаешь мелко нарубленными перьями орнидала, сверху поливаешь гагуазским соусом и подаешь на стол. Как приготовить гагуазский соус, ты знаешь?

- Заб-был.