— Есть несколько отпечатков обуви, но нечеткие, — сказал Мерфи и так далеко откинулся на спинку стула, что, как показалось Гарднеру, она сейчас сломается. — Мы попробовали поискать фургон, но, поскольку она не знает марку машины и не запомнила номер, найти его будет непросто. Если, конечно, вы не потребуете, чтобы мы везли сюда все белые фургоны, которые ездят по этим проклятым дорогам. Так что пока ничего.
— А что с поквартирным опросом? И с поисками ребенка?
Мерфи пожал плечами.
— Да какой там поквартирный опрос? Там же нет никакого жилья. Никого, кроме коров. — Гарднер хотел было возразить, но Мерфи закатил глаза. — Есть там один паб и несколько домов в отдалении. Обошли их все. Никто ничего не видел. Никто ничего не слышал. Никто ничего не знает. Наша команда прочесывает поля вокруг, но какова вероятность, что этот несчастный ребенок будет ползать где-то поблизости? Это пустая трата времени.
— Здесь я буду решать, что пустая трата времени, а что нет, черт побери! — рявкнул Гарднер, и Картрайт потупился. — Я хочу получить данные со всех камер наблюдения, со всех видеокамер контроля скорости на участке дороги от Редкара, откуда она выехала, до места происшествия. Я хочу быть уверен, что опрошены все возможные свидетели, что никого не пропустили. Вы меня поняли?
Рука Мерфи замерла на контейнере для завтраков.
В комнату вошла Лоутон, но, увидев, что начальник проводит «разбор полетов» со своей командой, попятилась к выходу.
— Останься, — сказал Гарднер, и она остановилась. — Теперь ты. — Гарднер перешел к Мерфи. — Быстро поднял со стула свою толстую задницу и вернулся на место происшествия. Когда лично исследуешь каждый дюйм этой дороги, когда остановишь там каждую машину и проверишь ее, когда заглянешь под каждую — до единой — корову, вот тогда ты вернешься сюда и расскажешь мне, что это была пустая трата времени. Ты, — сказал он, обращаясь к Картрайту, — едешь с ним. Начинаешь лично стучать во все двери, какие только найдешь. И прихвати для него этот долбаный завтрак.
— Но… — начал было Картрайт.
Гарднер грозно взглянул на него.
— Я думал, что мог бы вести допрос, — все же закончил полицейский.
— Нет. Это сделает Лоутон. Здесь необходима женщина, ты и сам это знаешь.
— Я мог бы поговорить с мужем, — возразил Картрайт.
— Нет! — отрезал Гарднер. — Я хочу, чтобы ты вернулся и занялся опросом местного населения.
— Но так я никогда не научусь вести допрос, — заупрямился Картрайт.
— Да что с тобой такое? Что-то не так? — возмутился Гарднер. — Речь идет не о твоей долбаной карьере, Картрайт. Речь идет о ней, — закончил он, показывая в сторону двери.
Картрайт вздохнул и пожал плечами, как обиженный школьник.
— Да, сэр, — пробормотал он себе под нос.
— А теперь заканчивай базар и проваливай. Проваливайте оба! — добавил Гарднер, выразительно взглянув на Мерфи.
Тот поднялся не сразу.
— Убирайся отсюда! — заорал Гарднер, после чего Мерфи поспешно скрылся вслед за Картрайтом. — Господи, кто сегодня дежурный? — Гарднер потер виски и глубоко вздохнул. — Ладно, Лоутон, давай за мной. Вышло что-нибудь с фотографиями правонарушителей из нашей базы?
— Нет, сэр, — ответила Лоутон, подняв на него глаза. — Я оставила ее с нашим художником. Портрет, который они составят, может нам пригодиться, — добавила она, пытаясь не отставать от Гарднера.
— Я бы особо не обольщался на этот счет. Она не могла запомнить много, только несколько смутных деталей. Из того, что она рассказала до сих пор, ясно, что было двое мужчин в белом фургоне. Говорили с акцентом, русские или откуда-то из Восточной Европы. У одного лицо в оспинах, кто-то может вспомнить, что видел его. Но, как правильно заметил наш Твидлдам, марку машины она не знает, а номер не запомнила. Я пригласил мужа пострадавшей, чтобы он увиделся с ней, прежде чем мы начнем. Найди Уилсона и скажи ему, чтобы начал искать в базе данных парней, которые могли бы быть нашими фигурантами. Встречаемся наверху через пять минут. — Он указал на дверь в конце коридора. — Это здесь? — спросил он, и, когда Лоутон кивнула, решительно зашагал на встречу с Полом Хеншоу.
Гарднер жалел, что сказать пока особенно нечего. Он хорошо знал, чего от него хотят люди. Родственники. Матери, отцы, мужья и жены. Всем им от него было нужно лишь одно. Ответы. А в данный момент у него не было ни единого.
Эбби сидела в другой комнате одна. Художник ушел. Она изо всех сил пыталась вспомнить лица мужчин и думала, что ей это удалось, но, как оказалось, все не так. Ничего из того, что портретист показывал, не было похоже. Единственное, что она запомнила хорошо, — это глубокие оспины на лице насильника. И больше ничего.