Похищение чародея

Я понял, что мне хочется говорить с ней и, может, даже подружиться. Хорошая девочка, нормальная. Но у меня совсем мало времени.

– У меня здесь квартира есть и коттедж в Барвихе. Я маму сюда хотела привезти, а она не поехала. У нее там хозяйство. Я ей говорю: на фига тебе хозяйство? А она мне говорит: ты лучше мне материально помогай, а я буду в банк деньги дожить. А то пропадет твой голосок, на что жить будем? Смешно?

Я пожал плечами.

– Ты замужем? — спросил я.

– А ты разве не читал в журналах? Ну, ты смешной. Я же разошлась. Он миллионер, такие букеты мне приносил! Но я в кино решила устроиться, а он стал к режиссеру ревновать, дурачок какой-то, у нас ведь за все платить надо.

– Ты с какого года?

– Я уже не молодая, но только кажусь молодой. Мне скоро двадцать два. А ты чего спрашиваешь?

– А моей девушке восемнадцать, — сказал я.

– Смешно! Когда мне восемнадцать было, кто меня знал? В самодеятельности выступала.

– А ты знаешь, откуда тебе сердце возьмут?

– Ой, я думала об этом! Честное слово, думала. Я думала, а вдруг это мужское сердце, тогда у меня волосы будут расти! Ужас какой-то! Или плохой человек. Я не переживу.

– Но ведь не откажешься?

– Тебя как зовут?

– Иваном.

– Ваня, а ты бы отказался? Я так жить хочу!

– Только ты одна жить хочешь?

Она не совсем поняла мой вопрос, закрыла глаза, лоб у нее был мокрый, она устала. Я взглянул на монитор. Сердце ее билось чаще, но мельче.

– Мое искусство миллионам людей нужно, — сказала она наконец. — Ты не представляешь, как меня все любят! Я сознание вчера потеряла на сцене, говорят, некоторые хотели покончить с собой, а сюда меня перевезли по личному указанию министра здравоохранения. У него мое дело на контроле.

– Так тебе не сказали про сердце?

– Я же тебе говорю, что мандражу! — В голосе возникла и Умерла визгливая нотка. — Иди, я спать буду. В меня столько накачали наркоты, даже удивительно, что я с тобой разговариваю.

– А я знаю, чье сердце.

Когда я сказал эту короткую фразу, мне сразу стало легче, как Цезарь, перешел Рубикон. Теперь можно расправиться с сенаторами.

– Что ты говоришь, Ванечка?

Как женщина, она почувствовала по моему тону: дело плохо.

– Я люблю эту девушку.

– Ты любил ее? Ужас какой-то. Она умерла, да?

Я не смог ответить, а воображение певицы вдруг понесло ее:

– А твоя девушка красивая, да, добрая? Ой, как хорошо! Мне повезло, в натуре. А я так боялась… А что с ней, под машину попала?

– Она живая, — сказал я. — И даже не знает, что завтра умрет.

– Кончай хохмить!

Ее сердце екнуло, и монитор показал лишний пик.

– Я не шучу. Стал бы я шутить. Подумай — здесь и сейчас. Разве это место для шуток?

– Тогда хоть объясни!

– Ты про клон слышала? Про клонирование?

– Овечка Долли, да? Мне Крутой предлагал такой псевдоним взять, а ребята освистали. Это пускай Свиридова про свою овечку пищит.

– Погоди, послушай меня. Клоны уже есть. Я сам из клона.

– Что это?

– Берут клетки донора, отца, и выращивают их в пробирках. Сколько смогут, столько и выращивают. Я знаю, что сначала нас было двадцать семь. Девять забраковали — процент ненормальности очень велик. Восемнадцать осталось. Нас было восемнадцать, и мы были одним клоном, то есть абсолютно одинаковые! Правда, абсолютного ничего нет, но ты бы нас не различила.

Вдруг она захихикала, лицо сразу ожило, стало таким милым и лукавым.

– Вас в одинаковых колясочках возили, — сказала она.

– Нет, — ответил я. — Мы сразу родились взрослыми. Два года назад. Мы родились в том возрасте, в каком был наш донор, наш отец. Ему было восемнадцать, и его никто не знает.

– И вы ничего не знали?

– В следующий раз объясню, — пообещал я. — Кое-что знали, кое-чему нас учили. Мы — часть большой научной программы.

– А где Долли?

– Если заболел очень большой, знаменитый человек или очень нужный нашей стране, то мы приходим на помощь. Мы… отдаем свою печень, сердце, глаза, чтобы спасти человека.

– Но ведь так погибнуть можно!

– Нас было восемнадцать, а осталось десять.

– Это ужасно!

– Были такие стихи поэта Тихонова: «Не все ли равно, сказал он, где. Пожалуй, спокойней лежать в воде».

– Ты смеешься, да?

– Какой уж тут смех. В соседней палате лежит маршал, летчик, великий человек. Лешенька из нашего клона отдал ему свою печень.

– Да точно врешь!

И я подумал — вот она встанет, захочет проверить, пойдет в соседнюю палату, а там совсем другой, коммерческий пациент. Но она же не пойдет.

– И еще есть другой клон, женский. Там есть девушка, которую я люблю. Она должна завтра отдать тебе свое сердце.

– Помолчи ты со своими глупостями! А то я кричать буду.

– Почему?

– Потому что ты нарочно меня пугаешь. Тебе деньги нужны?

– Ты не веришь?

– Так я тебе и поверила!

– Ты откажешься от операции?

– Никогда не откажуся! Врешь ты все.

– Мою девушку зовут Дашей. Она на тебя немножко похожа. Только не умеет петь. А может, просто не училась петь.

– Так не бывает, — сказала Травиата. Да какая она Травиата — точно, Лариса.

– Почему?

– Потому что их всех давно бы посадили.

– Лариса, — сказал я. — Об этом же не пишут в газетах. Об этом вообще не говорят. Этого нет. И меня нет.

– А у тебя паспорт есть? — спросила Лариса.