Они замолчали, прислушиваясь к священнику. Князь перекрестился, потом бросил взгляд на соседа.
— А что звезды говорят? Выстоим, пока литва придет?
— Боюсь, не дождемся. Орден с приступом тянуть не будет.
— Выстоим,- сказал князь. — Должны выстоять. А ты думай. Тебя первого вздернут. Или надеешься на старую дружбу?
— Нет у меня с ними дружбы.
— Значит, вздернут. И еще скажу. Ты на польскую княжну глаз не пяль. Не по тебе товар.
— Я княжеского рода, брат.
— А она королевской крови.
— Я свое место знаю, брат,- сказал Роман.
— Хитришь. Да бог с тобой. Только не вздумай бежать. И чародейство не поможет. Ятвягов за тобой пошлю.
— Не грози, — сказал Роман. — Мне идти пора.
— Ты куда? Поп не кончил.
— Акиплешу на торг посылал. Ждет он меня. Работать надо.
— Ну иди, только незаметно.
Роман повернулся и стал осторожно проталкиваться назад. Князь поглядел вслед. Он улыбнулся, но улыбка была недоброй.
Кин вывел шар из собора к паперти, где, дожидаясь конца службы, дрожали под сумрачным мокрым небом калеки и нищие. Роман быстро вышел из приоткрытой двери. Посмотрел через площадь. Там ковылял, прижимая к груди глиняную миску и розовый обожженный горшок, шут.
— Тебя за смертью посылать,- сказал Роман, сбегая на площадь.
— Не бей меня, дяденька,- заверещал шут, скалясь. Зашевелились нищие, глядя на него. — Гости позакрывали лавки, врага ждут, придет немец, снова торговать начнут. Что гостю? Мы на виселицу, а он — веселиться.
Роман прошел через площадь. Шут за ним, прихрамывая, горбясь. Они миновали колодец, коновязь, завернули в узкий, двоим не разойтись, закоулок. В конце его, у вала, в заборе была низкая калитка. Роман ударил три раза кулаком. Открылось потайное окошко, медленно растворилась низкая дверь. Там стоял стражник в короткой кольчуге и кожаной шапке. Он отступил в сторону, пропуская Романа. Тесный двор, заросший травой, несколько каменных глыб, окружавших выжженное углубление в земле… Роман по деревянным мосткам пересек двор, поднялся на крыльцо невысокого приземистого бревенчатого дома на каменном фундаменте. Кольцо двери было вставлено в медную морду льва. Где же Анна такую ручку видела? Да, в коробке-музее деда Геннадия.
В горнице Роман сбросил плащ на руки подбежавшему красивому чернобровому отроку.
— Ты чего ждешь? — спросил он шута.
Шут поставил на пол миску, взялся за скобу в полу, потянул на себя крышку люка — обнаружился ход в подвал. Роман опустился первым. За ним шут и чернобровый отрок.
Обширный подпол освещался из окошек под самым потолком. На полках стояли горящие плошки с жиром. Огоньки отражались от стеклянных реторт, банок мутного, грубого стекла, от глиняных мисок, медных сосудов, соединенных металлическими и стеклянными трубками. Горел огонь в низкой с большим зевом печи, возле нее стоял обнаженный по пояс жилистый мужчина в кожаном фартуке. Он обернулся к вошедшим.
— Остужай понемногу, — сказал Роман, заглянув в печь.
Шут заглянул в печь из-под локтя чародея и сказал:
— Давно пора студить.
— Знаем,- сказал мужчина. У него были длинные висячие усы, черные, близко посаженные глаза. Редкие волосы падали на лоб, и он все время отводил их за уши.
— Скоро орден на приступ пойдет, — сказал Роман.
— Остудить не успеем,- ответил тот. — А жалко.
— Студи,- сказал Роман,- неизвестно, как судьба повернется. А у меня нет сил в который раз все собирать и строить.
— А ты, дяденька, епископу в ноги поклонись,- сказал шут.- Обещай судьбу узнать, золота достать. Он и пожалеет.
— Глупости и скудоумие, — сказал Роман.
— По-моему, что скудоумие, что многоумие- все нелепица,- сказал шут. Подошел к длинному в подпалинах и пятнах столу, налил из одной склянки в другую — пошел едкий дым. Роман отмахнулся, морщась. Жилистый мужик отступил к печи.
— Ты чего? — возмутился Роман. — Отравить нас хочешь?
— А может, так и надо? Ты девицу полюбил, а тебе не положено, я склянку вылил, а мне не положено, князь епископу перечит, а ему не положено. Вот бы нас всех и отправить на тот свет.
— Молчи, дурак,- сказал Роман устало,- лучше бы приворотного зелья накапал, чем бездельничать.
— Нет! — воскликнул шут, подбегая к столу и запрокидывая голову, чтобы поближе поглядеть на Романа. — Не пойму тебя, дяденька, и умный ты у нас, и способный, и славный на всю Европу- на что тебе княжна? Наше дело ясное-город беречь, золото добывать, место знать.
— Молчи, смерд, — сказал Роман. — Мое место среди королей и князей. И по роду, и по власти. И по уму!
Отрок глядел на Романа влюбленными глазами неофита.
— Сделанное, передуманное не могу бросить. Во мне великие тайны хранятся -недосказанные, неоконченные. — Роман широким жестом обвел подвал.
— Значит, так,-сказал шут, подпрыгнув, посмеиваясь, размахивая склянкой, бесстыжий и наглый,- значит, ты от девицы отказываешься, дяденька, ради этих банок-склянок? Будем дома сидеть, банки беречь. Пока ландмейстер с мечом не придет.
— Но как все сохранить?- прошептал Роман, уперев кулак в стол.- Скажи,как спасти? Как отсрочку получить?
— Не выйдет, дяденька. Один осел хотел из двух кормушек жрать, как эллины говорили, да с голоду помер.