— Наташа, передайте мне, пожалуйста, соль,- попросил Крони.
— Почему вы так смотрели на меня?- спросила Наташа, когда они после завтрака вышли из палатки. — Как будто вы со мной знакомы.
— Я знаю одну девушку, там, у нас. Она очень на вас похожа.
— Она вам нравится?
— Она не может мне нравиться. Она чистая, а я- вонючий трубарь.
— Кто?
— Трубарь, который чинит трубы в туннелях.
— Крони,- сказал Круминьш. — Если вы готовы к разговору, мы вас ждем.
Крони кивнул.
— Я тоже останусь, — сказала Наташа.
— Неволить никого не буду, — сказал Круминьш. — Только подумайте, что работать нам осталось несколько дней. А может, и того меньше. Зарядят дожди, и все. Я сам постараюсь успеть на раскоп.
Все выслушали его, не возражая, как упрямые школьники, давно решившие уйти в кино со скучного урока. И остались. Уехала только Анита, ценившая каждую минуту археологического счастья, и Петерсон, который вышел на совершенно неповрежденную жилую комнату и не хотел рисковать, откладывая работу на день.
— Вернемся в столовую?- спросил трубарь.
Пресс-конференция выглядела буднично, совсем не так, как положено встречаться представителям столь далеких цивилизаций.Единственная трудность заключалась в том, что Крони не знал, как начать. И потому сказал:
— Я, если позволите, расскажу вам о вонючем трубаре, о Чтении и путешествии к Огненной Бездне, о том, что узнал от Спелов и как пошел искать Город Наверху и светлую пещеру с голубым потолком. А потом вы расскажите о том, что мне самому еще не ясно…
Гюнтер, Макс Белый и Крони вернулись от входа в подземелье на три часа позже, чем обещали. Виноват был гравитолет, который сломался, и Станчо пришлось выручать их на обычном вездеходе.
Правда, искатель работал надежно- должно же хоть что-то работать надежно, -и им удалось проследить расположение верхних, покинутых уровней подземного города.
Когда ехали обратно, Гюнтер говорил:
— Нам бы раньше его засечь. Ведь совсем рядом. Пять километров. Но меня смущает другое. Здесь зона активного вулканизма. И выражение «жить как на вулкане» имеет к городу прямое отношение.
Крони молчал. Он понимал, что с каждым часом приближается тот момент, когда он скажет им «до свидания» и протиснется в узкую дыру под скалой, откуда начинается спуск к городу. Он должен был вернуться, а это так близко к смерти, от которой он был не столь далек и раньше. Теперь же она казалась зловещей гадиной, во снах принимавшей образ ласково говорящего Мокрицы или старухи у квартального бассейна, которой он отдал кусок мыла. Крони начинало казаться, что он не сможет дышать тем воздухом, что его будет рвать, выворачивать наизнанку от тех запахов, и он начинал испытывать недоброжелательность к Гюнтеру, сидевшему за рулем вездехода, за то, что тот поделился с ним своим разумом. Крони было жалко себя. Мозг, накормленный новыми знаниями, протестовал против того, что ему предстояло, и из жалости к себе возникало ощущение одиночества, отстраненности, подобное тому, что может испытывать человек, всходящий на эшафот и не желающий разыскивать в толпе лица избежавших ареста товарищей, единомышленников, потому что они останутся живы.
Город остался справа, они подъезжали к лагерю той же дорогой, которой четыре дня назад брел Крони. Солнце распласталось над лесом и было багровым.
— Завтра будет ветер, — сказал Гюнтер.
— Да, — кивнул Макс.
— Мне теперь есть с кем говорить по-немецки, — сказал Гюнтер, подгоняя вездеход к ряду машин, стоявших у большой палатки мастерской. — Мою сентиментальность не выразишь на терра-лингве. Это язык для бездушного Макса.
Крони разыскал Круминьша в лаборатории у Такаси.
— Вилис,- сказал Крони. — Я хочу с вами поговорить.
— Ты будешь говорить здесь? — спросил Круминьш.
Такаси составлял консервант и был похож на мясника в блестящем фартуке и длинных, с раструбами перчатках.
— Да. У меня нет секретов. Мне надо вернуться в город.
Круминьш молчал. Крони было бы приятнее, если бы он сказал что-нибудь вроде: «Тебе надо отдохнуть, набраться сил, не спеши». Ничего такого Круминьш не произнес. Он смотрел на Крони, чуть наклонив голову, всем своим видом изображая внимание.
— Я вернусь в город и скажу людям, что наверху можно жить. Что их проклятый мир не ограничивается каменными стенами и мокрыми туннелями. Я выведу людей наверх, чего бы то мне ни стоило.
Круминьш ответил не сразу. Как будто ждал продолжения. Потом спросил:
— И к кому вы пойдете, Крони?
— К людям. Я скажу…
— Вы, очевидно, имеете конкретный план,- сказал Круминьш. — Я надеюсь, что вы его имеете.
— Я не задумывался,- ответил Крони, охваченный идиотским чувством ученика, не выучившего урока и стоящего перед доской с непонятными уравнениями, а учитель следит за тобой со снисходительной жалостью. Это было чужое воспоминание, потому что трубарь никогда не ходил в школу.