Похищение чародея (Художник К. Сошинская)

Видно, гибель человечества на Ар-А, хоть и была относительно быстрой и необратимой, случилась не мгновенно. Последние разумные жители планеты — вернее, наименее пораженного среднего континента- не только успели спрятать в пещерах наиболее ценные, с их точки зрения, вещи и оружие (никто из них так до конца и не осознал, что они последние свидетели самоубийства целой планеты), но и вели до последнего момента записи, фиксировали события. И ждали. Ждали, когда все это кончится, и, как ни странно, представляли себе окончание смертей и бедствий как победу над врагом. Обе стороны. Возможно, жертвы, принесенные всеми в той бессмысленной войне, были столь велики и непостижимы, что тщетность их оскорбляла сознание более, чем страх всеобщей смерти.

Всеобщая смерть слишком абстрактна. Она даже более абстрактна, чем собственная смерть. Могут погибнуть многие, но не я, могут погибнуть многие, но не все. Так уж устроен человек, в какой части Галактики он бы ни жил.

Средства генетической войны предусматривали полное уничтожение врага. Именно врага. И как всегда бывает на войне, когда средства нападения обгоняют средства защиты, с противоядиями просчитались. Чтобы сделать их эффективными, потребовалось бы еще несколько лет работы. Но ученые и стратеги так спешили уничтожать, что и сами погибли раньше, чем можно было найти спасение. По-настоящему работы над поисками противоядия начали, когда уже было поздно. И какими бы отчаянными ни были эти попытки, они были обречены на неудачу хотя бы потому, что средств на постановку эксперимента не было, да и людей уже не хватало. И с каждым днем ручьи усилий по борьбе с джинном, вырвавшимся из бутылки, становились все слабее. И тогда начали лететь головы тех, кто не мог найти противоядия, ибо генералы подозревали тающую армию ученых в нежелании работать и даже в том, что те уже знают о противоядии, но скрывают его.

В документах, найденных археологами, были отражены эти последние вспышки активности, последние погромы, лишь ускорившие всеобщую гибель.

Те, кто выжил, лишились рассудка и превратились в человекообразных тварей и сами уже забыли, что когда-то были гигантами.

Это был великолепный пример торжества изобретений, приведших к гибели изобретателей и системы, породившей изобретателей. Очевидно, в том была определенная высшая справедливость, ибо изобретение было сделано с целью убивать людей. Убивать «чужих». Но как всегда бывает на войне — не хватило времени для того, чтобы как следует подумать. И убили всех.

* * *

Начальник археологической экспедиции Тимофей Браун был, разумеется, обеспокоен отсутствием связи, но серьезных оснований для тревоги не было, потому что «Шквал», как им сообщили раньше, должен был прибыть еще только через два дня. Поэтому в тот день работали как обычно. С утра начали обследовать подземелье в мертвом городе, которое, судя по всему, обещало интересные находки. Во время последней войны там находился штаб фронта и арсенал.

К обеду археологи вернулись к себе в купол. Эльза, жена Тимофея, принялась готовить обед, а механик Львин решил наконец починить археоробота Гермеса, который в своей восьмой экспедиции что-то начал барахлить. Сам Тимофей принялся разбирать бумаги, привезенные из подземелья. Именно в это время в трех километрах от купола и опустился «Шквал». Опустился беззвучно, мягко, словно подкрался. Браун ощутил, как вздрогнула земля, и решил, что это толчок землетрясения. Он не удивился, потому что эта область была сейсмичной.

— Ты слышал, Тима? — спросила Эльза из камбуза. — У меня чуть чашка не упала.

— Здесь нам ничто не грозит, — отозвался Тимофей.

* * *

Пруг не хотел терять время даром. Как только «Шквал» опустился на поляну, где всегда опускались посадочные катера, и локаторы определили, что их никто не встречает, он приказал выкатить вездеход, взять на него Фотия ван Куна и десять воинов. Вездеход должен был первым делом захватить жилище археологов, а затем, не теряя время, направиться к арсеналам. Командовать экспедицией он решил сам.

И все прошло бы, как того хотел Пруг, если бы не неожиданный поступок Фотия ван Куна. Его вывели к открытому люку. Воины стояли у входа, тихо переговариваясь. Тишина, владевшая миром, приказывала им быть осторожными, как охотникам в незнакомом лесу. Пустошь, покрытая редкой травой, уходила к низкому серому лесу, за которым поднимались тоже серые, голубоватые холмы. Странная тишина, безветрие, низкие облака, сгущавшиеся перед дождем, — все это наполняло пейзаж тревогой.