«Бессвязные слова тех людей, которые спаслись от гибели, сплетаются в рассказ одного существа: оно в это утро как бы поднялось над землею, и его взгляд, изощренный ужасом, охватил всю картину восстания стихий на человека.
Накануне катастрофы и всю ночь перед нею выл ветер, море яростно бросало на берега высокие волны: спасаясь от непривычного холода, жители Мессины и прибрежных городов Калабрии плотно закрыли двери и окна домов и спали крепким предутренним сном.
В 5 ч. 20 м. земля вздрогнула: ее первая судорога длилась почти десять секунд: треск и скрип оконных рам, дверных колод, звон стекол, грохот падающих лестниц разбудил спящих; люди вскочили, ощущая всем телом эти подземные толчки, от которых вдруг теряешь сознание, наполняясь уничтожающим разум диким страхом.
…Перекошенные двери невозможно было открыть во тьме, не попадало под руки ничего, чем можно было бы разбить их, выломать рамы и ставни. Когда люди вырывались в коридоры, их встречала густая туча мелко измолотой извести и ослепляла. В темноте все качалось, падало, с треском проваливаясь в какие-то вдруг открывшиеся пропасти. На месте лестниц зияли темныя ямы, из них вздымалась эта страшная пыль разрушения; обезумевшие люди, хватая на руки детей, с криком бросались вниз, ища земли, ломали себе кости, разбивали головы, ползали по грудам обломков, поливая кровью камни и мусор, а вокруг все дрожало под толчками новых и новых ударов, а отовсюду доносился крик и стон десятков тысяч человеческих голосов. В сумраке одно за другим рушились с грохотом разорванные здания, прыгали камни, сыпалась известь, раздавливая и погребая разбитые, истекающие кровью тела полуголых, дрожащих от холода и ужаса людей.
…Земля глухо гудела, стонала, горбилась под ногами и волновалась, образуя глубокие трещины, как будто в глубине проснулся и ворочается века дремавший огромный червь, — слепой, он ползет там в темноте, изгибаются его мускулы и рвут кору земли, сбрасывая с нее здания на людей и животных…»
До поздней ночи за стеной слышались голоса — мои товарищи приводили в порядок пострадавшую аппаратуру. Я не стал им мешать. Только зашел, когда нам нанес визит капитан Боро, начальник местного гарнизона. Он обещал с утра предоставить машину, чтобы осмотреть окрестности Танги и выбрать места для приборов, а также прислать мастера — требовалось кое-что починить, а у наших товарищей не было нужных инструментов. По уходе капитана Боро Отар Давидович сказал, что вряд ли моя помощь понадобится сегодня, и посоветовал мне отдыхать. Я счел его соображения разумными и потратил остаток вечера на приведение в порядок записей.