Похищение Данаи

Между нами все кончено. Я беременна. Не надейся - не от тебя. Это абсолютно точно, по срокам, я высчитала. Когда между нами случилось, у меня уже прекратились менструации, хоть тогда я была еще не уверена. Бог услышал мои молитвы или таблетки помогли - не знаю. А то, что тогда произошло у тебя в мастерской, - мерзко, отвратно, потому что безжеланно. Не говоря уж о любви никакой. Ни с твоей, ни с моей стороны. Не люблю тебя и никогда не любила, а себя ненавижу за это. Сама не знаю, как случилось. Ты-то понятно - из подлянки, из ненависти к Саше, всю жизнь ему завидуешь - его любви, его самодостаточности, его таланту, а у тебя ничего нет. Талант без индивидуальности - нонсенс, а ты - сплошная посредственность. И жить можешь только за счет других - Рембрандта или Саши, тебе все равно - лишь бы был талантлив. Вот ты и присасываешься. Как пиявка. Упырь - вот ты кто! И я понадобилась не сама по себе, а как частица Саши. Но я-то зачем пошла на этот гнусный развратен? От пустоты, от безволия, от внутренней гнили. Да еще была во взвинченном состоянии из-за беременности. Комок нервов, а в чем дело - не понимала. Кабы знала, что беременна, этого бы не случилось. Все равно нет оправдания. Никогда себе не прощу. Меня мутит от брезгливости к себе, противно касаться собственной одежды, своего тела. Перед нерожденным ребенком стыдно. А теперь еще предстоит рассказать Саше. Сделаю это непременно. Иначе жить не смогу. Нельзя, чтоб было что-то, что ты знаешь, а он - нет. Выходит, за его спиной. Еще один грех. Этого он не заслужил. Он из тех, для кого знать всегда предпочтительней, как ни ужасно знание, а ложь невыносима. Он потому так и мучился, ревнуя, что боялся лжи. Лжи, а не измены. Ложь ставит близкого человека в зависимое, унизительное, неравное положение. Даже ложь во спасение: человек, мол, не страдает от того, чего не знает. Солгать, чтоб не сделать близкому больно, - до чего гнусное оправдание собственному малодушию и эгоизму! А сам он никогда не лгал. Если кого люблю - только его. Пусть не так, как мечталось в юности, как вычитала из книг. Только сейчас дошло, что любовь - это вовсе не прелюд к женитьбе. В обратном порядке: женитьба - начало любви. Я его полюбила, пусть не сразу. Он был единственным моим мужчиной. И больше никто был не нужен. И вот сорвалось. А сейчас я в таком сухом, бесслезном отчаянии! Тебе этого никогда не понять. Как бы хотелось умереть, но уже нельзя. Не из-за ребенка, а из-за того, что Сашин. Или уйти в монастырь. Ненавижу мужчин, ненавижу женщин. Ненавижу само это начало в человеке, сколько из-за него бед, страданий, предательств, лжи. Себя ненавижу за минутную слабость, тем более ничего, кроме отвращения, не испытала. Зачем Бог так устроил человека, что он уязвим из-за этого, невластен над самим собой? Нет, не в Боге дело, а во мне. А теперь главное - пробиться сквозь наши семейные склоки которые стали рутиной, и все ему выложить. Чего бы это ни стоило. Даже если он убьет меня. Или тебя. А он способен - я знаю. Ну так поделом обоим.

Письмо спрятал - не оставлять же вещественную улику.. Поймал ненавидящий взгляд Гали, да только попусту, зря стараешься: меня мимикой не возьмешь. На сцене ничего не вышло, так теперь свой вшивый дар на мне пробуешь? Или ты решила со мной расправиться, как с Леной? Кишка тонка, детка. Так вот, Никита знал, что Лена беременна, и ни за что не решился б ее убить, несмотря на весь свой цинизм. Вот число подозреваемых и сузилось - до одного человека.

А Лена какая была, такая и осталась, что б ты Саше на нее ни накудахтала, а потом мне; как бы ни засасывали ее семейные склоки; как бы ни совращал Никита - чиста осталась, даже отдавшись ему. Не от мира сего, вот грязь и не пристала! И это письмо - ее реабилитация: от злостных наветов, от скверны адюльтера, от бытовой шелухи.

Глянул на Сашу на прощание. Он весь трясся от внутренних рыданий, а глаза - красные, воспаленные, сухие. Так и хотелось крикнуть: "Дай волю слезам своим!" - но я знал, что весь его слезный резервуар исчерпан за эти дни, слезные протоки высохли, плакать нечем. Как точно она написала: "бесслезное отчаяние". Вот он и плакал без слез. Кого любил больше всех из моих сараевских дружков, так это Сашу. Странно: взрослый человек, а наивен, как ребенок. Галя так к нему и относится, а Лену, наоборот, эта его инфантильность раздражала, бесила - вот и скандалы. А в последнее время сказывалась, наверное, еще и беременность. Почему так ничего и не сказала Саше? Не успела? Не решилась? Что ей помешало? А Гале сказала? Та могла узнать и от Никиты. Может, потому и задушила, что знала? Нет лучшего семейного цемента, чем ребеночек, - хоть и понаслышке, да знаю. X... бы ей тогда расколоть их союз!